Вернусь, когда ручьи побегут - [17]

Потом был провал. Надя не помнила, кто вызвал милицию и как приехал наряд, как отыскали за домом в сугробе полуживого Олега, составляли протокол, опрашивали свидетелей, и как она потом добралась до дома. В памяти осталась почему-то только маленькая Анечка Белова, которую случайно обнаружили на веранде под столом, покрытым плюшевой скатертью, и пытались извлечь, а она стучала зубами и цеплялась пальцами за дубовую ножку.

День своего совершеннолетия Надя встретила в зале суда, где выступала в качестве свидетеля. В который раз ей предстояло объяснять, что все происшедшее – трагическая случайность, никто не мог предположить, что ружье заряжено, в том числе и Олег, когда нажал на курок. Женщина в синем мундире продолжала задавать ей вопросы, и Наде чудился в них какой-то подвох, нехороший умысел. «Свидетель Маркова, в каких отношениях был обвиняемый с Натальей Герц?» Надя запнулась. Весь класс знал о существовании любовного треугольника «Олег – Наташа – Игорь». Оба друга долго соперничали, прежде чем Наташа предпочла Игоря, но суду совсем не следует этого знать, потому что неизвестно, какие будут сделаны выводы и как это отразится на судьбе Олега. «Свидетель, вы расслышали вопрос? В каких отношениях…» И Надя говорила, запинаясь, что в хороших, товарищеских, у них вообще был очень дружный класс и что Олега Коптева она знает с первого класса, и только с лучшей стороны… И когда наконец Надю освободили от пытки и разрешили занять место в зале, она вдруг встретилась глазами с Верой Ильиничной и увидела в ее взгляде укор, боль, недоумение, словно подруга ее единственной дочери не оправдала тайной материнской надежды на возмездие. Получалось, что дочь Наташу убил замечательный во всех отношениях парень, отличник, победитель городской олимпиады по химии, студент университета, надежный товарищ, любящий сын… Не зверский бандит, не насильник, не враг. И никто не виноват, что нет больше Наточки. Поскольку злодеяние не содержало в себе зла. И наказывать некого?

Олегу дали пять лет, как за непредумышленное. Был еще один человек, ставший случайной жертвой в этой истории: Надин дядя, Николай Михайлович, мамин старший брат, охотник-любитель, по рассеянности оставивший роковой патрон в ружье. В зал суда он еще вошел свободным человеком, подтянутым производственным начальником, привыкшим отдавать команды, а покинул его уже в наручниках, приговоренным к трем годам лишения свободы за халатность, повлекшую за собой… У тети Веры, сильно сдавшей за время следствия, там же, в зале, после объявления приговора случился сердечный приступ, и ее увезли на «скорой» в больницу. «Вот, что ты наделала», – сказала Наде заплаканная мать. И это был еще один приговор. Да, это она, Надя, изначально во всем виновата: втайне от родителей взяла ключи от чужой дачи, своими руками сняла со стены злополучное ружье и отдала Олегу… Если бы не она, все были бы сейчас живы, здоровы и вполне счастливы. И не смыть, не содрать вместе с кожей своей вины и памяти о ней. И мир никогда не будет прежним!

Встречаясь на кладбище в годовщину смерти, об Олеге не говорили, словно бы его никогда не существовало. Доходили слухи, что после отсидки он вернулся в Ленинград, в университете его не восстановили, на работу устроиться не смог, уехал куда-то на Север, и вот снова появился.

Когда покидали кладбище, Игорь подхватил Надю под руку:

– Пойдем посидим где-нибудь, поговорим.

Зашли в кафе по пути, Игорь заказал кофе и коньяк.

– Как твоя семья? – спросила Надя, чтобы направить разговор по нейтральному руслу и обмануть возникшую вдруг тревогу.

– Нормально, – небрежно отмахнулся Игорь и выпил залпом почти весь бокал. Семья у него была, кажется, третьей по счету.

Надя посмотрела на прилипшую к его лбу длинную прядь волос, и ей захотелось убрать ее, она почему-то раздражала.

– Видела Олега на кладбище? – спросил Игорь.

Надя опустила голову: значит, заметил все-таки, и именно об этом будет сейчас говорить, и избежать разговора не удастся.

– Преступника потянуло к жертве, – усмехнулся Игорь. – Цветочки на могилку принес! Как трогательно.

Надя закурила.

– Он не преступник, Игорь, ты прекрасно знаешь. Зачем опять ворошить старое?

– Ты уверена?

– В чем?

– Что это была случайность, там, на даче?

– Игорь! Опомнись!

Но Игорь будто не слышал.

– Он же был в нее по уши влюблен. Случайность? А может, оговорочка по Фрейду. Подсознательное вырвалось и спустило курок?

Наде показалось, что с ней разговаривает больной, невменяемый человек.

– В таком случае – почему же в нее, а не в тебя? – понизив голос, спросила она.

– Именно в нее! – заблестел глазами Игорь. – Униженный, отвергнутый, с дикой гордыней… уничтожает именно ее, причину своего унижения и страдания.

– Что ты несешь, Игорь? – застонала Надя.

– И не только ее, – зловеще сказал он и одним глотком допил коньяк. – Не только ее, но и ребенка, которого она носила, моего ребенка.

Вот это был удар.

Как хлопок того выстрела. И она снова полетела в пропасть и снова прожила тот гибельный ужас, навсегда засевший в клеточной памяти ужас, заставлявший напрягать слух при каждом шорохе, вздрагивать от резких звуков, никогда не наступать на крышки люка, спать при свете, быть осторожной с незнакомыми и со знакомыми тоже, не отходить далеко от дома, не сворачивать с протоптанной тропинки в лес, не ездить на чужие дачи… Избегать Случайности. Случайность, в том числе и счастливая, опасна именно потому, что непредсказуема. Потому что несет угрозу положению устойчивости. Сейчас ты жуешь бутерброд, запивая его горячим чаем в компании милых сердцу друзей, и хохочешь во все горло, а через мгновение оказываешься лицом к лицу с небытием. У Случайности легкая поступь, да тяжелая рука.