Верность памяти - [23]

Короткий доклад десатника сотник выслушал с довольно безразличным видом. Его глаза оживились лишь тогда, когда старший дозора попросил четаржа продолжить доклад.

— Подойдите поближе, — пригласил их сотник к столу и, показав на карту, спросил: — Сумеете самостоятельно нанести расположение немецких позиций или лучше это сделаю я под вашу диктовку?

Четарж молчал, и десатник поспешил ему на выручку:

— Нас послали установить связь с отступающими частями, пан сотник, поэтому мы вряд ли сможем вам помочь.

Сотник смерил Гавлика недобрым взглядом и повернулся к шкафу, в котором деревенские учителя и ученики обычно хранят тетради, чертежи и другие школьные принадлежности. Однако, порывшись в нем, сотник вернулся к столу с бутылкой в руках.

— У меня только один стакан, — смущенно признался он. — Ну, ничего, как — нибудь устроимся…

Вино на вкус скорее напоминало кислоту, но зато было крепким. А они сейчас выпили бы что угодно.

Сотник расстегнул рубашку и склонился над картой. Он внимательно следил за рукой Кубовича и слушал его объяснения. Время от времени в разговор вступал свободник. И только Гавлик стоял молча, опираясь о парту, заваленную грудой бумаг. Он думал о том, что задание свое они вообще — то выполнили. Осталось лишь взять записку для капитана Тадича, и можно отправляться в обратный путь. Однако, прежде чем они доберутся до штаба, немцы могут трижды захватить Стреговую…

— Когда вы возвращаетесь? — поинтересовался сотник.

Гавлик посмотрел на Кубовича. Тот задумался, а потом в свою очередь спросил:

— Пан сотник, на ваших солдат можно положиться?

— Вы, пан четарж, странные вопросы задаете.

— Вы сможете дать нам хотя бы двоих надежных парней?

Сотник помрачнел. Его мужественное лицо исказила вымученная улыбка.

— Неужели наши дела так плохи? А парни у меня самые обыкновенные, такие, как вы и я. Только…

— Мы свое задание выполнили. Но если вы дадите нам двух солдат, мы пройдем вдоль железной дороги и проверим исправность связи между Копией и Штвртком, а ваши люди — между Штвртком и Стреговой…

— Да, в целях обеспечения бесперебойной связи меня снабдили наилучшим образом: выделили два телефонных ~ аппарата образца времен Франца Иосифа и массу каких — то проводов.

Гавлик понимал, чего стоит сотнику эта горькая ирония. Но самое печальное заключалось в том, что ни завтра, ни послезавтра положение со снабжением не изменится. Как же в таком случае можно поддерживать сражающихся за Стреговую? Как обеспечивать взаимодействие частей?

И Кубовича он понимал. Это разведчик с фантазией, соображает лучше некоторых штабных работников. Конечно, было бы замечательно, если бы они представили начальнику связи данные, о которых говорил Кубович… А вдруг тот скажет, что они ему не нужны, что у него нет ни провода, ни аппаратов, ни усилителей, чтобы обеспечить работу линии связи между Копцом и штабом?..

— На сегодня хватит, — сказал наконец сотник. — У вас, наверное, ноги гудят. Можете располагаться прямо здесь, в классе, Я сплю в учительской.

* * *

Сотник вернулся откуда — то из — под Полхова около восьми. Бросив фуражку на стол, он сел и вытянул длинные ноги.

— Что, пан десатник, невесело у вас на душе? — спросил он, внимательно глядя на Гавлика, который в этот момент чистил оружие. — Да, оборона рушится на всех направлениях. Кто помоложе, те уже задали стрекача, а кто постарше, те уповают на господа бога… Скоро сюда нагрянут эсэсовские части… Я жду хоть какой — нибудь помощи, а мне непонятно зачем присылают разведчиков…

— И я этого не понимаю, пан сотник, — вздохнул Гавлик.

— А я думал, десатник, вы сами рвались на мой участок, чтобы выполнить свой долг. Знаете, в последние дни я все чаще ловлю себя на мысли, что теряю веру в людей. Кругом все бегут, отступают… Если удержу позиции, обязательно разберусь, кто в этом виноват. Рядовые солдаты не предатели. Просто они подавлены и деморализованы. И вина за это ложится на тех прохвостов в офицерских мундирах, которые их бросили на произвол судьбы. Нашим солдатам с первых дней пребывания в армии неустанно внушают, что командир равнозначен божеству, что приказ его для них закон. И вдруг божество дает деру как самый обыкновенный мошенник. Выходит, офицеры служили в армии только потому, что там им платили приличное жалованье… — Сотник стукнул кулаком по столу, помолчал немного и сдержанно улыбнулся: — Потом пришли вы, и я снова начал верить. Впрочем, без веры жить нельзя. В тех, кого бросили на произвол судьбы господа офицеры, кто — то тоже вселяет веру. Вы меня понимаете, десатник? Новую веру, основанную не на жесткой дисциплине, а на понимании своего долга. Вот вы трое выполнили свое задание, а теперь хотите сделать что — то сверх того… Я понятно говорю?

— Вы, пан сотник, высказали мысли, которые в последние дни и меня волнуют…

— Четаржа и свободника давно знаете?

— С того момента, как нас вызвали в штаб и дали задание…

— Сумеете объяснить им то, о чем я здесь говорил?

Гавлик не смог ничего ответить.

— Значит, вы не коммунист, — опять сдержанно улыбнулся сотник.

— Не — ет, — ответил в замешательстве десатник.

Замешательство его было вызвано тем, что в слове «коммунист» в соответствии с усвоенными им нравственными принципами таилась некая скрытая угроза. Этим словом их ругали прапорщики, когда они, курсанты, не проявляли должного усердия. Этим словом ругал их батальонный священник, когда они пытались уклониться от богослужения. В газетах же этим словом называли всех, кто не выполнял приказы, рассылаемые из Братиславы…