Верная жена - [17]

Ральф запросто совершал покупки. Три года он провел в серебряных подвалах и картинных галереях Европы и знал, что аристократия нелегко расстается со своим богатством. Знал также, что, в конце концов, уступает — вопрос заключается в цене.

И тогда он попросил отца прислать крупную сумму. Тот ответил, что исполнит просьбу, если сын вернется домой и займется бизнесом. Сделка состоялась. Ральф может жениться, если возьмет на себя ответственность, от которой так долго уклонялся. Для Ральфа это было счастливое решение. Он понимал: как ни длинна веревка, на которой его выпустили погулять, рано или поздно он ощутит во рту крючок, и его притащат домой.

Всю жизнь он надеялся, что ему повезет любить кого-то, с кем он поговорит о своих страхах, кто поможет от них избавиться. Эмилии он поведал свои ужасные тайны. В его венах горел огонь, сердце жег гнев, но девушка тотчас излечила его смехом и поцелуем.

«Ты увидишь, как это глупо, — успокоила она, — Никто от этого не умер».

Эмилия легко отнеслась к его словам. Ее английский состоял из поэзии и света, у нее не хватало словарного запаса для понимания такой темноты. Она знала только, что ее растили для продажи, а быть проданной Ральфу — не самый плохой вариант.

Началось ожидание ее изысканного приданого. Его прислали из Парижа, придирчиво осмотрели, несколько раз поменяли. Отец Эмилии жестко торговался буквально по каждому пустяку, не упуская ни одной мелочи. Труит получил несколько телеграмм. В первой было сказано, что его отец болен и необходимо срочно отправляться в дорогу, однако Ральф не смог. Во второй сообщалось, что отец умирает, но Ральф все ждал, когда будет готова его невеста.

«Твой отец умер», — гласила третья телеграмма. Труит второпях женился на Эмилии, сел на поезд, потом на корабль, снова на поезд, пока не явился с молодой женой на ферму. Состоялось возвращение блудного сына.

Эмилия забеременела еще до приезда в Висконсин. Ральф радовался и одновременно боялся рождения ребенка. Позже он вспоминал, как стоял на коленях возле могилы отца, рядом — Эмилия. Ее пышная жемчужно-серая парижская юбка мерцала на солнце. Лицо, такое ангельское во Флоренции, казалось слишком экзотичным на фоне плоского пейзажа.

Это было так давно. Все умерли: его отец, Эмилия, маленькая девочка, которую она родила в ту первую весну в Висконсине, его брат. Умерла даже его безжалостная мать. Она так и не простила его.

Ральф надеялся, что время излечит, но этого не случилось Двадцать лет ни одна душа не прикасалась к нему с любовью или страстью. Он полагал, его желание тоже исчезнет, и с каждым годом удивлялся, что похоть пожиравшая его в молодости, никуда не делась. Она бушевала с тем же яростным пылом, охватила его сердце и с каждым годом сжимала все крепче.

Тем не менее он устранялся от мягких голосов нескольких женщин, которые с ним заговаривали. Он мог взять любую из них, но выбрал одиночество. Вернее, это одиночество, ужасное и нерушимое, выбрало его. Однако и ночью, и днем его плоть терзало желание, ум постоянно обращался к сексуальной жизни мужчин и женщин; в равной мере он ненавидел окружающих и заботился о них. Его любовь умерла вместе с Эмилией и ребенком, но страсть процветала в выжженной пустыне его сердца, тихий ее шепот не умолкал в ушах.

Кэтрин и миссис Ларсен пришли, когда он впал в горячку. Они притронулись к нему. Эти касания были одновременно обжигающими и холодными.

Глава 6

Три дня валил снег. Кэтрин это так наскучило, что временами она боялась сойти с ума или забыть, зачем приехала. Она должна была помнить о своем плане. Каждую ночь она вертела в руках голубую бутылочку и через ее стекло глядела на метель, словно на шар со снегом.[5] Каждую ночь она молилась, чтобы Ральф не умер.

Если она не ухаживала за Труитом, то бродила по комнатам, все изучала, трогала каждую вещицу, каждый предмет мебели. Переворачивала каждую тарелку, брала в руки каждый серебряный предмет, смотрела фирму-производителя. «Лимож, Франция». «Тиффани и K°, Нью-Йорк». «Веджвуд». Прикидывала цену каждого предмета и определяла общую стоимость.

Короткие беседы с миссис Ларсен были посвящены уходу за Ральфом и казались Кэтрин кусками, выхваченными из экзотического иностранного языка.

— Его ботинки никогда не стоят возле двери. Они стоят возле комода. Он купил их в Нью-Йорке.

— Сейчас уберу.

— Нет, я сама. Я знаю, как ему нравится.

Ночью они дежурили подле постели Ральфа.

 —Уснул как ребенок. У него большая голова, точно арбуз. Он не умрет.

Кэтрин не могла найти, что на это ответить. Она плохо представляла, как следует общаться с людьми не ее круга.

В кресле в комнате Ральфа она засыпала. На ней было простое черное платье. За окном выл ветер. Она ухаживала за Труитом нежно и умело. Трижды в день за блестящим столом она поглощала изысканную пищу, которую приносила миссис Ларсен. Прозрачный суп цвета рубина. Меренги с каштанами. Утка в горчичном соусе. Блюда пугали ее своей красотой. Она спросила служанку, почему она и ее муж никогда не едят вместе с ней и почему бы им всем не поесть в кухне. Выяснилось, что у них так заведено, и Кэтрин продолжала сидеть одна за огромным столом.