Вернадский - [16]

Ближе всех восприняли новую проповедь Федор Ольденбург и Шаховской. И однажды на каникулах они предприняли паломничество, отправившись пешком из серпуховского имения бабушки Дмитрия в Ясную Поляну. Облеклись в крестьянскую одежду, взяли с собой жестяной чайник, чаю, сухарей и пошли от деревни к деревне, ночуя на сеновалах, питаясь в избах и «разговаривая с народом», по многозначительному выражению их кумира. Через несколько дней пришли к Толстому, перезнакомились со всей семьей, много говорили с самим писателем. А от него как истинные пилигримы направили свои стопы в Оптину пустынь — еще один духовный центр.

Все «приютинцы» опасались повторить гончаровскую «обыкновенную историю». Ведь и до них другие юноши принимали свое молодое нетерпение изменить жизнь и парение духа за идеалы и цели, стремились к преобразованиям и переворотам. Но под давлением обычной жизни с ее женитьбами и заботами превращались из ниспровергателей в скептиков. Вчерашний идеалист начинает принимать жизнь такой, как она есть, и сначала снисходительно, а потом и язвительно осуждает свои и чужие душевные порывы и увлечения молодости. «Так неужели они правы и мы, более теперь благоразумные, чем через несколько лет, — писал Федор Ольденбург Корнилову в год окончания университета, — когда действительно будем в состоянии что-нибудь сделать, до того опустимся, что и у нас “моя хата с краю!”, да насмешливая улыбка по адресу увлекающейся молодежи, да исполнение с грехом пополам своих служебных обязанностей (и больше ничего?) — ужасно больное и горькое чувство»⁸.

Все чувствовали, что нельзя расставаться. Нельзя забывать молодые идеалы, хотя вряд ли кто-то из них тогда мог четко сформулировать, в чем они заключались. Главное, казалось — все возможно. «И все великое — не сон и не пустяк — твои мечтания!» — любил повторять Шаховской.

Шел 1886 год. Все они окончили университет, но не покинули его, за исключением Дмитрия. Несмотря на большие способности в изучении языков и предложение остаться в университете, он посчитал, что больше пользы принесет в работе для народа. К нему обратился видный земский деятель Федор Измайлович Родичев и просил возглавить народное просвещение в одном уезде, а именно Весьегонском Тверской губернии. Шаховской с энтузиазмом согласился и уехал в свою «Весьегонию», как стал именовать свой край в письмах.

Остальные все еще были связаны с университетом. Кто уже служил, как Вернадский, кто, как Федор Ольденбург, писал кандидатское сочинение. Продолжали встречаться, в основном на квартире у Сергея Ольденбурга, который недавно женился на Александре Павловне Тимофеевой, или Шурочке, как все ее называли. Она с энтузиазмом разделила общие интересы друзей мужа.

Соседом по дому молодых супругов оказался молодой же университетский преподаватель истории Иван Михайлович Гревс. Он с женой Марией тоже присоединился к участникам вечеров у Ольденбургов, к беседам, спорам и поискам нравственных истин. И вот однажды в гостиной у известной деятельницы Александры Калмыковой им встретился необычный человек, под влиянием которого завершилась кристаллизация их кружка. Они осознали, чего же хотят на самом деле.

Приехал он из Лондона, и звали его Вильям Фрей. Под этим именем и известен в летописях идейных движений. На самом же деле то был псевдоним, а звали искателя истины Владимир Константинович Гейнс. Происходил он из тех иностранцев, которые, как предки Ольденбурга и Гревса, появились на русской службе при Петре. Сначала шел проторенной военной дорогой. В 24 года блестяще окончил Академию Генштаба и оставлен преподавать геодезию. Ясно, что ждала его хорошая военно-научная карьера. Но, как не раз бывало в России, поиск истинного пути увлек молодого человека, и он резко переменил свою жизнь, приведя ее в соответствие со своими убеждениями.

Сначала примкнул к народникам. Цели их как будто бы и разделял, но вот средства и методы его отвращали. Прямой, честный и открытый, он не мог смириться с необходимостью заговоров и конспирации и вообще революционное переустройство общества отвергал. Для него важнее самосовершенствование, раньше Толстого он пришел к необходимости опрощения жизни. С компанией таких же идеалистов, хотевших устроить коммунистический быт, он уехал в Америку, чтобы там основать земледельческую коммуну. Тогда, чтобы не компрометировать родных, оставшихся в России, Владимир Гейнс и переменил имя, назвавшись Вильямом Фреем.

Нет нужды говорить, что из общинной жизни ничего не вышло. Несчастья личные и житейские преследовали Вильяма Фрея. Но дух его укреплялся, он не растерял веры в людей и идеалы. Он уходит в религию и становится последователем религии человечества Огюста Конта, согласно которой Божество — это совокупное человечество, как совершенное, всезнающее и всемогущее Существо.

С целью распространения своих взглядов Вильям Фрей приехал в Россию. Здесь увидел «Исповедь» Толстого. Читал ее, как сам писал, с трепетом узнавания своих мыслей и с «душевным содроганием». Фрей поехал в Ясную Поляну, чтобы познакомиться с Толстым. «Не отчаяние и не философия спасут наше общество, — писал он Льву Николаевичу, — а новый прилив любви и терпимости, вызванный новою религиею, более соответствующей нашему развитию»