Veritas - [14]

Два дня назад, во вторник, на остров Леопольдина, находящийся на том отрезке Дуная, который протекает неподалеку от укреплений, на пяти кораблях, со свитой из двадцати человек, в Вену прибыл турецкий ага Цефула Капичипаша, и ему было предоставлено достойное жилище на указанном острове. Чего хотел посланник Блистательной Порты в Вене, было совершенно неясно.

Мир с османами длился вот уже много лет, с тех пор как 11 сентября далекого 1697 года принц Евгений разбил их в битве при Зенте и заставил впоследствии подписать мир в Карловиче. В настоящее время войны с неверными не велось, только с католической Францией, против испанского наследника престола. Волны бурных отношений с Портой, казалось, улеглись. Даже в беспокойной Венгрии, где на протяжении столетий войска императора бились с войсками Мохаммеда, всеми любимый Иосиф I, не зря прозванный «победоносным», наконец-то приструнил враждебных императору князей, всегда готовых поднять восстание.

Тем не менее во второй половине марта из Константинополя прибыл посол и уведомил его светлость принца Евгения о чрезвычайном посольстве турецкого аги, который должен был прибыть в Вену уже в конце месяца. Решение, судя по всему, великий визирь Мехмет-паша принял в последний момент, потому что у него даже не было возможности послать вестника заблаговременно. Все это несколько спутало планы принца Савойского: он с середины месяца был готов к отъезду в Гаагу, к театру военных действий.

Решение, кстати, наверняка далось великому визирю нелегко: как замечалось в одной из листовок, на которую я нечаянно наткнулся, для поездки из Константинополя в Вену зимой требуется до четырех месяцев, и это крайне трудное и тяжелое путешествие, поскольку нужно пересечь не только такие города, как Адрианополис, Филиппополис и Никополис, но и столь грязное место, как София, где на всех улицах лошади идут по колено в грязи, или же ехать по необжитым местам, таким как османская Селиврея или Кинигли, болгарский Изардшик, Драгоман и Калькали, мимо таких укрепленных палисадов, как Паша Планка, Лексинца и Рашин, и запустевшего местечка Кастелла на границе, где султан бросил на произвол судьбы полки турецких солдат, о которых в мире давным-давно забыли.

Однако истинная трудность путешествия заключалась в том, чтобы преодолеть ущелья болгарских гор, самые узкие ущелья, где может проехать только одна карета; затем преодолеть не менее жуткий перевал Красная Башня, мучиться, пробираясь по очень плохой дороге, полной вязкой, часто перемешанной с камнями, грязи, устоять против снега, льда и сильных ветров, которые могут опрокинуть даже большую карету. А еще необходимо было пересечь реки Сава и Морава, которые в восьми часах пути к югу от Белграда впадают в Дунай у Семендрии. Реки, на которых зимой нет мостов, ни из дерева, ни из лодок, потому что они, как правило, становятся жертвами осенних паводков. В конце концов, утомленному путешественнику нужно было решиться подняться на борт турецкой шлюпки в ледяных водах Дуная, где лодка постоянно подвергается опасности быть раздавленной льдами, в худшем случае – в ужасно узком месте Железных ворот, особенно страшных при отливе.

Неслучайно первые османские посольства обычно пускались в это длительное путешествие в теплое время года и зимовали в Вене, чтобы отправиться обратно только следующей весной. Никогда с османской стороны не возникало исключений из этого правила. При этом в Вене все еще с ужасом вспоминали обиды, которые пришлось вынести миссии государственного советника, камергера и президента Имперского надворного совета графа Вольфганга Эттинген-Валлерштейнского, который, после заключения мира 26 января 1699 года, был отправлен его императорским величеством Леопольдом I в качестве посла в Блистательную Порту. Эттинген-Валлерштейн слишком долго тянул с приготовлениями к отъезду и только 20 октября решил отправиться в Константинополь со своей свитой из 280 человек по Дунаю. Когда же он на Рождество прибыл в негостеприимные горы Болгарии, то хорошо понял, что значит пережить неприятный сюрприз.

Невзирая на это и вопреки всем традициям, турецкий ага отправился в путешествие посреди зимы. У великого визиря, должно быть, было действительно важное послание для принца Евгения, что привело императорский двор и всех жителей Вены в немалый трепет. Каждый день все бросали обеспокоенные взгляды на берег Дуная в ожидании, когда вдалеке раздадутся фанфары янычаров и покажутся шестьдесят, а то и семьдесят кораблей, на которых прибудут ага и его многочисленная свита. Все были готовы к прибытию около полутысячи человек, в крайнем случае не менее трехсот, как обычно бывало вот уже на протяжении целого столетия.

Турецкий ага оказался у цели только 7 апреля, с недельным опозданием. В этот день напряжение достигло наивысшей точки: даже император Иосиф I счел политически разумным подать туркам неявный знак своей доброжелательности и вместе со своей семьей посетил церковь босоногих кармелиток, которая находилась на острове Святого Леопольда, как раз в том самом квартале, где должны были разместить турок. Каково же было всеобщее изумление, когда ага в сопровождении трепещущих на ветру знамен, звона литавр и пения флейт ступил на берег острова и стало ясно, что в свите его не более двадцати человек! Как я прочел позднее, кроме переводчика с ним были только ближайшие слуги: гофмаршал, казначей, секретарь, первый камердинер, шталмейстер, шеф-повар, кофевар и имам, по поводу которого в листовке выражали удивление, поскольку он был не турком, а индийским дервишем. Простые слуги, повара и конюхи были наняты османами по пути, в Белграде, равно как и двое янычаров, которые должны были выполнять службу по несению знамени и боеприпасов аги. Именно это уменьшение свиты и позволило are достичь Вены всего лишь за два месяца пути, ибо он действительно отправился из Константинополя 7 февраля.