Верховный король - [6]

— Не могу себе простить,— сжал кулаки Ффлевд-дур,— Моя вина, что он ускользнул. Я должен был разгадать его хитрость, обязан был заметить ловушку!

Тарен сочувственно кивнул.

— Да, злую шутку сыграл с вами Аровн. Но не кори себя. Сам Гвидион обманулся.

— Но только не я! — вскричал бард — Ффлевддур Пламенный проницателен! Я сразу же обнаружил обман. И если бы Ллиан не рванула в сторону...—Арфа, висевшая на плече барда, вздрогнула, струна натянулась и внезапно оборвалась с таким звуком, что примостившийся у очага Гурджи вскочил. Ффлевддур поперхнулся.— Ну вот, опять,—расстроенно пробормотал он.— Неужели она никогда не прекратит? Стоит чуть-чуть привр... я хотел сказать, приукрасить, как эта отвратительная струна лопается. Поверь, я не хотел преувеличивать. Сейчас-то мне и впрямь кажется, что мог заметить... Нет, если по правде, то личину он натянул на себя отменную. Даже меня поймал в ловушку. Боюсь, что и в другой раз могу попасться.

— Удивительно,— вмешался Рун, король Моны, который разинув рот слушал все разговоры —Послушайте, мне очень хотелось бы научиться изменять свой облик. Невероятно! Вот бы мне уметь так превращаться! Я всегда думал: как интересно, наверное, быть барсуком или муравьем. Мне хотелось бы узнать, как это они строят и устраивают свои жилища, о чем разговаривают друг с другом, если вообще умеют говорить. С тех пор, как я стал королем, мне хочется все в моем королевстве исправить, улучшить. Я собираюсь возвести новую дамбу в гавани Моны. Впрочем, я уже как-то начинал. Моя идея состояла в том, чтобы одновременно начать с обоих концов и таким образом управиться в два раза быстрее. Но почему-то обе части дамбы не встретились в середине. И я теперь размышляю над новым способом. Вот бы мне знания бобров или других зверюшек! А еще я задумал построить дорогу к пещере Глю. Это же необыкновенное место! Уверен, народ Динас Рид-нант просто повалит туда... И как просто! — Рун вдруг растерянно заморгал.—Да, задумывать просто, а как трудно делать и доделывать! Во всяком случае труднее...

Глю, услышав свое имя, навострил уши. Он так и не покинул своего места у очага, а всеобщая тревога не заставила его выпустить из рук кастрюлю.

— Когда я был великаном...— завел он.

— Я видел твой корабль, Рун, он хоть и маленький, но довольно ладный,— сказал Ффлевддур, и тут он узнал Глю, вернее, догадался, что это Глю — Когда он был великаном,— кивнул бард на обрюзгшего человечка с кастрюлей,—то выглядел таким ничтожным... Он готов был на всё, лишь бы выкарабкаться из пещеры. Даже сунуть одного из нас в тот отвратительный отвар, который намешал из всякой гадости.— Он глянул на Глю с плохо скрытой досадой.— Но Ффлевддур Пламенный не злопамятен.

— Когда я был великаном,— продолжал Глю, не обращая внимания на слова барда,—никто не смел оскорблять меня и тем более тащить за уши на борт паршивой лодчонки! Я не хотел приезжать сюда. А после того, что случилось сегодня, у меня и вовсе нет желания оставаться здесь.—Глю скривил рот,—Даллбен скоро узнает, что я ни мгновения не намерен здесь оставаться!

— Конечно, узнает,— примирительно ответил Тарен.— Но сейчас у него заботы поважнее. Да и у нас тоже.

Бормоча что-то о грубиянах и невеждах, Глю скреб пальцами по дну кастрюли и хмуро почмокивал. Никто больше не вымолвил ни слова. Молча все стали устраиваться на ночлег.

Огонь в очаге догорел, и угли рассыпались пеплом. Ночной ветер взыгрывал и подвывал за стенами хижины. Тарен улегся, подложив руки под голову. Сегодня утром, вернувшись домой и увидев Эйлонви, он уже решился было сказать ей всё и, невзирая на неясности своего рождения, на разницу в их положении, смело попросить выйти за него замуж. Но теперь смертельная опасность, нависшая над раненым Гвидионом, сделала такими мелкими и неважными все мечты и желания Тарена, что ему стыдно было даже думать об этом. Да, он так и не узнал, что таит в своем сердце Эйлонви, но сейчас не имел права допытываться об этом. Пока души его друзей наполняет тревога, пока в доме Даллбе-на, на земле Прайдена не наступит мир и покой, он обязан молчать. Тарен закрыл глаза. Ветер рвал и метал, будто хотел разнести в клочья дома, поля и сады, снести до основания Каер Даллбен.

Тарена разбудила чья-то рука, теребившая его за плечо. Это была Эйлонви.

— Гвидион пришел в себя,— сказала она,— он хочет говорить с нами.

В комнате Даллбена принц Гвидион полулежал на кровати. Черты лица его обострились. Он был бледен, но, казалось, больше от гнева, чем от боли. Плотно сжатый рот с горькими складками в углах губ. Зеленые глаза потемнели и запали. Он глядел на них горящим взглядом сильного и гордого волка, презирающего боль и опаленного ненавистью к тем, кто причинил ее. Ачрен молчаливой тенью застыла в углу. Старый волшебник озабоченно склонился над столом, заваленным книгами. Он даже не присел на деревянную скамейку, ту самую, на которой Тарен провел почти все свое детство, постигая уроки Даллбена. «Книга Трех», огромный, обтянутый кожей фолиант, наполненный тайными знаниями и знаками, закрытый и запретный для всех, кроме самого Даллбена, громоздился поверх всей горы книг.