Верхом за Россию - [27]

Они прибыли к мосту. Русло реки было широким и частично обмелевшим. Саперы восстановили временно мост уже в ранние утренние часы. Переход оказался трудным. Все всадники спешились. Пешком офицеры наблюдали за продвижением их подразделений.

— Растраченная сила, эта блокада! — заметил вечером всадник на рыжей лошади, после того, как они довольно долго говорили о разорванной Европе. — Ничто иное, как пустое расточительство, эта вечная борьба между морской державой и континентальной державой! Они существуют не для того чтобы бороться друг с другом, а чтобы дополнять друг друга. Немецкая армия и британский флот — не говорилось ли об этом уже? — их одних до 1914 года было бы достаточно, чтобы мировое доминирование Европы всем представлялось бы неприкосновенным.

— Да, в крайнем случае, даже и без Франции, — продолжал офицер в середине, — хотя лучше с ней, как с, вероятно, самым желательным третьим. Но Англия всегда хотела расколотый континент, всегда хотела своего печально известного «равновесия», что означало насильственное ослабление самого на тот момент сильного на лежащем по ту сторону пролива материке, и это были, в конце концов, мы. Но теперь, когда мы снова спустя двадцать лет собираемся стать этими самыми сильными, теперь мы предложили британцам соглашение, чтобы положить конец этому безобразию, такое соглашение, великодушнее которого, более выгодного для них нельзя было бы и придумать…

— … и, как ни удивительно, они не приняли его, — заметил сидевший слева на вороном коне.

— Для меня это вовсе не удивительно, — перебил его всадник на рыжей лошади. — Прежде всего, не забывайте об одном. Мы больше не Германия с троном и с алтарем на заднем плане, мы больше не императорская Германия с традициями, в некоторой степени сравнимыми с британскими, мы новая, революционная Германия и так же подозрительна англичанам как когда-то Наполеон и якобинцы. Уже поэтому они ни минуты не доверяли нам.

— И, кроме того, — можно было сразу услышать голос всадника на пегой лошади, — мы еще задели их совершенно новым способом, абсолютно странным для них способом. Как мы могли все же ожидать, что найдем милость в глазах народа, представления которого о себе самих в столь необычной мере определяются Ветхим заветом. Уже скоро триста лет англичане не только с большим пристрастием выбирают из него имена для себя, но и черпают веру в свою избранность, они считают себя давно потерянным и снова обретенным двенадцатым коленом Израилевым, призванным довести до конца порученное ему. Все это, конечно, трудно совместить с их настоящим происхождением от англов, саксов, датчан и норманнов, но это им ничуть не мешает. Это укоренилось у них на различных уровнях и дало им — благодаря учению Кальвина о земном успехе как подтверждении божественной милости — неслыханный стимул и укрепляло их веру до сегодняшнего дня. Они пока не проиграли — кроме как в Америке — ни одной войны.

И Америки это тоже касается, до тех пор, пока, во всяком случае, там правят «Wasp», белые англосаксонские протестанты. Не было бы никакого искоренения индейцев без Ветхого завета, без резни амалекитян, моавитян, хана-анитов и других народов, заселяющих обетованную Израилю землю. Следовательно, даже если бы и кроме того недостаточно было других предлогов, чтобы отвергнуть нас как партнера, нашего в последнее время столь «испорченного» отношения к Ветхому завету уже было бы достаточно.

— Вернемся к вопросу блокады, — сказал средний всадник. — Британцы делают политику по морской карте. Они хотят океанов, мы, однако, хотим сушу. Тот, кто владеет морем, владеет побережьем, владеет движением между ними и товарами, которые идут от побережья к побережью. До тех пор пока где-то царит нехватка, а в другом месте изобилие, море создает уравнивание, значит, господство на море означает господство над миром. Но если дефицит исчезнет, тем не менее, всюду, под дефицитом я имею в виду нехватку как раз самых важных товаров, тогда ничего из этих товаров больше не будет перевозиться через моря, тогда каждый будет удерживать свое. Тогда у более длинного плеча рычага сидит уже не тот, кто строит корабли, а тот, у кого есть земля под ногами.

Морская держава добирается до более дальних мест, чем континентальная держава, но все же, просторная, автаркическая континентальная держава обладает большей выдержкой, способна на более длительные усилия. Мореплаватели — это авантюристы истории. Но зато крестьяне создают долговечное. Морякам принадлежат порты, город и его торговля, крестьянам деревня, и только она вечна. Поэтому мы хотим деревень. Большие города, если уж они должны быть, мы с удовольствием уступим другим. Будущее принадлежит не городу, который завтра еще есть, а уже послезавтра, вероятно, его больше нет. Но для нас имеет значение именно это Послезавтра, которое наступит после катастрофы, после всемирного потопа, после крушения всех городских порядков; имеет значение то время, когда выживет лишь тот, кто сам питается от земли, и, вероятно, без машин; где лишь тот может жить, у кого есть свой колодец перед дверью и своя пашня за ним.