Верхом за Россию - [24]

— Эта тоска, — спросил прапорщик, — тоже оставалась бы тоскою, даже если бы я был не один?

— Зависит от того, с кем ты был не один, — был ответ. — Те, кто к нам навязываются, являются сначала запутывающими, смущающими нас, как ты их называешь.

Через некоторое время прапорщик сказал: — Могу я задать еще один вопрос?

— Да, любой вопрос.

— Я имел в виду, по поводу той мелодии. Я часто играю на своей флейте. Можно ли мелодию, о которой тут говорилось, воспроизвести на ней по слуху?

— Нет, даже с самым легким прикосновением смычка к скрипке. Это было бы, наверное, самым близким к ней. И, все же, она — это что-то совсем иное. Если я, тем не менее, называю ее мелодией, то пожалуй, потому, что звучание, как и значение этого слова больше всего напоминают ее.

— Возможно, — сказал через некоторое время всадник в центре, — та желанная тоже узнает тебя как предопределенного ей с самого начала, раньше, чем ты ее. Женщинам, в общем, более доступны послания из не охватываемых чувствами сфер, из всего рокового, не предвиденного, чем нам, так же как они сами всегда остаются для нас более непредсказуемыми, чем мы для них. Они находятся ближе к времени, мы — ближе к пространству. Пространство — понятие исчисляемое, время стирает его прочь. Также в истории. Законы пространства незыблемы, географию перевернуть нельзя. Все поразительное приходит откуда-то из другого места.

Четверо всадников больше не продолжали эту их беседу во время марша на Дон, слишком сильно занимало их предстоящее им рискованное предприятие этой войны и ее перехода в — как они думали — охватывающую весь мир коренную перемену.

17. 7. 1942 Марш из Екатериновки в Неровный

Последнее слово остается за богами — Проиграл ли подполковник генштаба Хенч битву на Марне? — Легница 1241 — Летняя армия против зимней армии — Мировое господство Европы — свободное дыхание лишает завистливости — Англия мыслит берегами, делает политику по морской карте — Восточный поход, поход против блокады — Чем мы запугиваем Англию — У морской державы более легкие успехи, у континентальной державы большая выдержка — Победа деревни — Будущие войны, войны за хлеб — Урал — граница только для ученых — Два лица России — Европа и Азия являются понятиями направления, не пространства — Колдовство Востока — Восток начинается уже у нас — Народы без границ — Справедливые границы — Восточная граница Германии — Тройственность немецкого востока — Окраинная Германия — Тройка: Восточная Пруссия, Силезия, Австрия — Ось Кёнигсберг-Триест — Бастион в тылу — Как была завоевана Северная Америка, как завоевана Сибирь? — Жадность белых убивает красную расу — Демократическая и автократическая колонизация — Двоякая Америка? — Америка не может быть примером — Знамя самоопределения — 1789 год только повод для размышления — Свобода на поле боя — Свобода против равенства — Растворение братства — Растворение справедливости.

Снова пережили они сияющее утро и жаркий полдень. Длинные, низкие волны простирающегося перед ними ландшафта заставили их, передавая им свою тишину, довольно долго скакать молча, прежде чем всадник в центре заговорил о вещах, которые не в состоянии был объяснить ему даже сам Клаузевиц:

— Терпение, выносливость, искусный выбор места, времени и наличествующих средств, все это так важно, так необходимо: но и они тоже не обещают уверенную победу. Остается только знать, что расчеты сверхумных никогда не оправдываются, что жизнь не дает нам письменных гарантий и не дарит свободу и что, кто любит обоих, должен сначала отказаться от них, если он действительно хочет их завоевать; знать, что только жертвы переворачивают необходимость, что людям не остается никакого другого выбора кроме выбора между борьбой и отказом, и что герой гораздо ближе к мудрецу, чем просто умный. Знание всего этого дает нам, пожалуй, некоторое удовлетворение, но вовсе еще не гарантирует успех, не гарантирует даже тогда, когда наша смелость объединится со всем умом земли. Одна смелость делает только героем, но еще не победителем.

Последнее слово остается также за Богами — вспомните Ганнибала. Там кто-то может хорошо или плохо играть со своими картами — и это уже значит много, если он играет ими хорошо — но, тем не менее, бессмертные перемешивают их ему. Бросает ли кто-то свои игральные кости так или иначе, цифру, которая оказывается тогда наверху, никогда не определяет он сам. Подумайте, к примеру, о подполковнике Рихарде Хенче и о битве на Марне! Проверка 1918 года уже тогда была предопределена нам. Нас тогда как раз снова должны были вколотить в правильную форму, кто знает, для какой задачи.

— В нужную форму? — вмешался офицер на рыжей лошади. — Вколотить в нужную форму как раз путем уничтожения наилучших и бережного сохранения неполноценных? Из рода моей жены тогда погибли 22 человека, и это только те, что знаю я, всего их было сорок. А «план Шлиффена»? Он потерял свое значение еще до 1914 года и, в еще большей степени, еще раз, когда второпях перебросили два корпуса в Восточную Пруссию, которые опоздали туда, и которых как раз не хватало во Франции, причем именно в решающем месте. Подполковник Хенч с его необычными полномочиями над всей армией — беспрецедентный случай в истории — был только лишь маленькой точкой над «i».