Вердикт - [29]

Она поставила свой стакан с апельсиновым соком на подоконник.

— Но это же, наверное, незаконно, или неэтично, или представляет собой какое-то иное нарушение.

— Нарушение. Но им все сходит с рук, потому что вы ведь ни о чем не догадываетесь.

— Но вы-то догадываетесь.

— Да. Я видел фотографа в машине возле моего дома. И они посылали женщину в магазин, где я работаю, чтобы спровоцировать меня на споры относительно запрета курения. Я знаю все, что они делают.

— Так вы же сказали, что прямые контакты запрещены?

— Конечно. А кто утверждает, что они играют честно? Совсем наоборот. Они нарушают все возможные правила, чтобы одержать победу.

— А почему вы не рассказали об этом судье?

— Потому что все это было безобидно и потому что я знаю все, что они делают. Теперь я — член жюри присяжных и контролирую каждый их шаг.

Максимально разбередив ее любопытство, Николас решил, что дальнейшие разоблачения следует приберечь на потом. Он взглянул на часы и резко поднялся.

— Думаю, надо сбегать в заведение для мальчиков, пока нас не позвали в зал.

Лу Дэлл ворвалась в комнату, едва не сорвав дверь с петель.

— Пора! — строго сказала она. И при этом весьма напоминала воспитателя детского лагеря, пользующегося гораздо меньшим авторитетом, чем ему кажется.

Народу в зале по сравнению с предыдущим днем поубавилось чуть ли не вдвое. Пока присяжные рассаживались, подкладывая под себя для удобства мягкие подушки-сиденья, Николас оглядел присутствующих. Как и следовало ожидать, Фитч сидел на том же месте, на сей раз притворяясь, будто читает газету и на жюри ему в высшей степени наплевать, в том числе и на то, как одет Истер. Он внимательно изучит все это потом. Репортеров почти не было, хотя время от времени кто-нибудь из них появлялся, а затем снова исчезал. Типам с Уолл-стрит, казалось, уже порядком все надоело: все они были молоды, только что со студенческой скамьи, и на Юг их послали как новобранцев — у их боссов нашлись дела поважнее. Миссис Херман Граймз занимала то же место. Интересно, будет ли она сидеть здесь все дни напролет, внимательно слушать все, что происходит, чтобы быть готовой в любую минуту помочь мужу бросить жребий? — подумал Николас.

Он не сомневался, что рано или поздно увидит человека, вторгшегося в его квартиру, может быть, не сегодня, но в какой-то момент судебного процесса — наверняка. Пока что его в зале не было.

— Доброе утро, — произнес судья Харкин, обращаясь к жюри, после того как все успокоились. Участники процесса дружно улыбались, судья, служащие суда, даже адвокаты, прекратившие перешептываться, одарили присяжных фальшивыми улыбками. — Надеюсь, все чувствуют себя хорошо. — Судья сделал паузу, чтобы убедиться, что все пятнадцать голов неловко, но утвердительно кивнули. — Отлично. Госпожа секретарь жюри уведомила меня, что все готовы работать весь день. — Забавно было представить себе Лу Дэлл в качестве «госпожи».

Его честь взял со стола листок с вопросами, которые члены жюри скоро возненавидят, откашлялся и принял серьезный вид.

— Итак, дамы и господа — члены жюри, я задам вам ряд вопросов, очень важных вопросов, и хочу, чтобы вы ответили на них максимально ответственно. Я также обязан напомнить, что если вам есть что сообщить, но вы не сделаете этого, причем абсолютно честно, то навлечете на себя обвинение в неуважении к суду, которое карается тюремным заключением.

Он дал время всем присутствующим осознать серьезность своего предупреждения. Присяжные невольно почувствовали себя заранее виноватыми. Убедившись, что слова его до всех дошли, судья начал задавать вопросы: пытался ли кто-нибудь обсуждать с вами обстоятельства дела? Не поступило ли вам каких-нибудь странных телефонных звонков с момента окончания вчерашнего вечернего заседания? Не заметили ли вы, чтобы кто-нибудь наблюдал за вами или за членами вашей семьи? Не слышали ли вы каких-нибудь сплетен или слухов относительно чего или кого бы то ни было, имеющих отношение к процессу? Об адвокатах? О свидетелях? Не пытался ли кто-нибудь вступить в контакт с вашими друзьями или членами вашей семьи на предмет разговора о нынешнем процессе? Не задавал ли вам кто-нибудь из ваших друзей или членов семьи вопросов, связанных со вчерашним заседанием? Не видели ли вы или не получали каких бы то ни было письменных материалов, в которых каким-то образом упоминалось бы нечто, связанное с процессом?

После каждого вопроса судья делал паузу и вопросительно обводил взглядом всех присяжных, затем с явным разочарованием возвращался к своему списку.

Именно атмосфера ожидания, сопровождавшая этот опрос, более всего удивила присяжных. Адвокаты буквально впились в их лица, уверенные, что какой-нибудь чертов ответ все же последует. Даже служащие, обычно занятые перекладыванием бумаг, вещественных доказательств или массой не имеющих отношения к процессу дел, застыли в ожидании: кто же из присяжных сделает признание? Сердитый взгляд и взлетающие после каждого вопроса брови судьи Харкина словно бы бросали вызов честности каждого присяжного. Их молчание он, похоже, считал не чем иным, как ложью.

Закончив, он тихо произнес: «Благодарю вас», и по залу пронесся вздох. Присяжным показалось, что они пережили вооруженное нападение. Судья отхлебнул кофе из высокого стакана и улыбнулся Уэнделу Рору: