Веранда в лесу - [212]

Шрифт
Интервал


Окунев уходит.


(Спокойно вытирает слезу.) Кто принес колбасу? Есть жаркое, салат. Не нашли? (Смеется.) Я спрятала! Не хотела, чтоб напились, нужен был ясный разговор. Напишите внушительную бумагу в Моссовет, Николай Прокопьевич. Заслужила собственную квартиру? Мне Моссовет даст.

Ч и м е н д я е в. У вас есть квартира.

Ч у д а к о в а. Не моя.

Ч и м е н д я е в. Ваша.

Ч у д а к о в а. Вознесенский сказал, я не нужна ему.

Ч и м е н д я е в. Скажите ему то же самое.

Ч у д а к о в а. Я не могу то же самое.

Ч и м е н д я е в. Можете. Пусть Вознесенский ищет квартиру.

Ч у д а к о в а. Не могу ему так, ошибаетесь. Он мне нужен. Из квартиры уйду — из театра не могу. Ни в какой другой уже не возьмут. Никогда! Никуда! Это капкан.

Ч и м е н д я е в. Куда угодно возьмут.

Ч у д а к о в а. До чего ж наивны! Будут долго и благожелательно вести переговоры и не возьмут. Они ведь должны мне что-то сразу пообещать, перестроить репертуар, но кто потеснится? Всюду засели сильные тетки, я опасна для них. Кто устроит революцию ради меня? У всех обязательства друг перед другом. Кто полюбит женщину в сорок лет, как когда-то Вознесенский полюбил меня? Кто потеснится? Это капкан. Я не ссорюсь, Олег, просто переезжаю, работать так или иначе придется вместе, пока не нашел замену мне.

В о з н е с е н с к и й. Слово «капкан» лишнее. Они в загс идут.

Ч и м е н д я е в (спокойно уточняет). Назначено в шесть.

Ч у д а к о в а. Так что, отметим? Время есть. Жаркое разогреем! А что? Давайте. Поможете, Лариса? (Уходит с ней.)

В о з н е с е н с к и й. Обнаглели. Решим, кому квартиру искать.

Ч и м е н д я е в. Удивляюсь, как она все это выдерживает.


Входит  О к у н е в. Садится. Молчат.


О к у н е в. Стоит извиниться, Олег. Она созрела.

В о з н е с е н с к и й (кивает, помолчав, соглашаясь). Потом.

О к у н е в. Когда?

В о з н е с е н с к и й. Не знаю. Может, через час, может, завтра. Почувствую — когда. Я — педагог.


Ч и м е н д я е в  уходит.


О к у н е в. Пойди скажи, что она нужна тебе.

В о з н е с е н с к и й. А после что, Миша? На шею сядет?


Появляется  С в и т и ч. Молчат. О к у н е в  уходит.


С в и т и ч. Идем за стол. У тебя девочка есть? Давно знаю.

В о з н е с е н с к и й. Таня зовут. Заставила работать, пишем с ней книгу. Серьезный, глубокий человек. Зовет меня боссом, считает, что нужно все оставить, перейти куда то на договор, на сто пятьдесят рублей, что даст мне, по ее мнению, внутреннюю свободу, и ставить спектакли по всей столице, стать рядовым кочующим певцом. Я вернусь к Анне. Не могу ее бросить. Как выяснилось ночью, не могу. Я жалею, Лариса, что потерял тебя.

С в и т и ч. Вчера в кафе ты уже это говорил мне.

В о з н е с е н с к и й. Ты единственный человек, которому действительно ничего не нужно было от меня, кроме меня.


Свитич молчит. Опускается на стул со строгим лицом.


Молчишь, как вчера! (Улыбнулся.) Была ух какой храброй!

С в и т и ч (молчит. Громко, строго). Николай Прокопьевич!


Чимендяев входит, останавливается. Закрыт и недоверчив.


(Встает. Спокойно.) Мы едем в загс?


Вознесенский уходит.


Ч и м е н д я е в. Здесь ради нас стол накрыт. Это ничего?

С в и т и ч. Здесь без нас разберутся. (Изучает его.) Ну хорошо, ухожу одна. Мне тут опротивело все.

Ч и м е н д я е в (спокойно). Скажи им, что едем в загс.


С в и т и ч  уходит. Чимендяев садится, закрывает лицо руками. В небе появляется голая, неподвижная луна. Входит  О к у н е в, смотрит на луну.


Ч и м е н д я е в. До показа труппе у нас два часа.

О к у н е в. Терпите. Я пять лет терпел.

Ч и м е н д я е в. Четыре с половиной года. Год вы устанавливали.


В небе плывет облачко.


О к у н е в (следит за облачком). Помните, сколько просили за установку регулятора? Двенадцать тысяч. Ну, вот мы установили сами. Вы как нарочно выписали нам премию ровно по двенадцать рублей.

Ч и м е н д я е в. Больше не мог! Больше не мог!


Плывут облака. Чимендяев встает, следит.


О к у н е в. Пообедать не желаете? В буфете борщ.

Ч и м е н д я е в. Потом уж, когда покажем. (Молчит.) Ночью заново перечитывал Татищева. Делая сегодняшнее, беспрестанно думал о будущем державы, за это его снимали с работы. Боролся со взяточничеством, лихоимством и казнокрадством, за это брали под арест, усылали в ссылку. Татищев Василий Никитич был истинно русским! До конца держался. (Молчит.) На той неделе посетил в больнице Певцова, у Певцова такие мысли, что из больницы уже не выпустят. (Молчит.) В октябре Певцов уговорил Олега Олеговича вернуть всех детей Палютиной и ликовал, а в ноябре Олег Олегович спрашивает меня: думала ли Палютина о своих детях? Тогда почему бы не задаться вопросом: дышала ли эта женщина кислородом? И у Татищева были дети!


Входит  С в и т и ч, в рабочем халате, стоит. О к у н е в  уходит.


Вознесенского жду. Анна встречает во Внукове. Я ухожу из театра с ощущением бессмысленно прожитых лет, и уходить не хочется. Я ведь понимаю, что мне уже поздно что-то еще разочек начать заново. Чувствую себя стариком. Это катастрофа.

С в и т и ч. Ты обиделся.

Ч и м е н д я е в. Конечно, к идолам нельзя прикасаться. Он дружить не умеет, перешагивает, великий эгоист. Но художник и должен быть эгоистом, иначе растащат. Утром вышел от врача, иду по Басманной, грудь распирает от счастья, что живу в Москве. Не хочется умирать!