Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой) - [15]

Он поднялся и взял фуражку.

— Вы разрешите мне, Мария Дмитриевна, как и ранее, бывать у вас в доме?

— Чем чаще вы будете приходить, тем мне будет приятнее. Между нами все остается по-прежнему.

— Благодарю вас от всего сердца. Было бы ужасной несправедливостью судьбы лишать меня одним ударом надежды моего сердца и второго родительского дома. И я обещаю вам, что у вас не будет повода сожалеть о своем разрешении, — добавил он, многозначительно взглянув на нее.

Эта последняя фраза была хитро рассчитана на заботливое материнское сердце, чтобы в матери обрести покровителя.

— Apropos, Борис Иванович, — сказала госпожа Громова ему вслед, когда он собирался уходить, — то, что я сказала вам об Островском и Вере, останется между нами, не так ли? Я полагаюсь на вашу скромность.

— На этот счет вы в любом случае можете быть спокойны и уверены, сударыня. Я умею страдать в одиночестве. К тому же я ценю ваше доверие так высоко, что не осмелюсь когда-нибудь им злоупотребить.

Глава шестая

Было уже поздно, когда Борис освободился. Все в нем так клокотало, что ему стоило большого труда довести свою роль до конца. Чтобы не взорваться подобно паровому котлу при высоком давлении, нужно было, оставив притворство, на время отвести душу. От мысли, что он побежден и, сверх того, побежден Владимиром, он кипел от бешенства.

В свете еще не знали эту сторону его характера. Он скрывал ее тщательно и большим усилием воли. Только немногие подозревали, какая буря бушует в этом человеке и как он может быть близок к безумию, если только прорвутся плотины, которые сдерживают неистовый приступ его ярости.

Выйдя на улицу, он отослал сани домой. Как можно было в том состоянии, в котором он находился, отдавать новогодние визиты и часами вести банальные разговоры! Только движение, сильное напряжение всего тела могло бы привести его в равновесие. Лучше всего было бы вскочить на необъезженную лошадь и поохотиться в бесконечной снежной пустыне, чтобы под ледяным ветром погасить сжигавшее его пламя. Но так как лошади у него не было, пошел он пешком, сам не зная куда. Прочь от обжитых улиц, от знакомых людей, которые могли бы с ним заговорить. Он часами бродил как сумасшедший по удаленным местам города, и бедные люди, встречавшиеся ему, с удивлением и тайной робостью глядели на него, не понимая, что этот элегантный офицер делает в их нищем квартале.

Наконец устав, он поплелся домой. Ему нужны были покой и Василий.

Василий был его камердинером и доверенным лицом. Как и его родители, он был крепостным. В то время слуг выбирали из своих же крестьян, находившихся в полной зависимости от господ. Его отец имел в поместье, где раньше жили Беклешовы, неплохое хозяйство, и, владея мельницей, которой он исправно управлял, постепенно нажил приличное состояние. Генерал выбрал его старостой. Дела его шли хорошо, и господа были им довольны. Так что, несмотря на хорошие средства, он и не думал о выкупе из крепостных себя и своей семьи. Позднее он горько сожалел о своей неосмотрительности.

Василий был его старший сын, хороший и способный парень, рано показавший усердие в учебе. В родной деревне не было образованных людей, способных оценить любознательность мальчика. От старого попа, у которого отец Василия попросил совета, толку не было. Сказал он общеизвестное. Дескать, рубль беречь надо, а сына учить, сколько возможно. Кто знает, что из него в будущем получится?

Василий отправился в губернский город, где поп устроил его у знакомой семьи. Начальную школу он необычно быстро закончил и поступил в частное учебно-воспитательное заведение, так как ему как крепостному доступ в гимназию был закрыт. Учился он неутомимо, особенно усердно осваивал иностранные языки.

До пятнадцати лет все шло хорошо, но потом случилось несчастье, похоронившее его надежды.

У отца после двух неурожаев сгорела мельница. Но несчастье редко приходит в одиночку. За большие проценты отец доверил свой добытый тяжелым трудом капитал купцу, который обманным путем объявил себя банкротом. Отец потерял весь капитал и стал чуть ли не нищим. О том, чтобы оставить еще на год Василия в городе и в школе, теперь не могло быть и речи. И не только потому, что нечем было за него платить. Отец нуждался в его руках для работы в поле, а потом и в строительстве мельницы.

С тяжелым сердцем Василий вернулся назад в отчий дом. Два года он прожил в деревне, пока в поместье не приехал генерал, чтобы проверить хозяйство и провести там часть лета.

И вот тогда он увидел Василия в первый раз и услышал о его необычном для молодого крестьянина образовании. Так как Беклешов как раз подыскивал для своего семилетнего сына Бориса молодого слугу, то он остановил свой выбор на Василии, чье приятное и смышленое лицо ему очень понравилось. Отец Василия хотел бы оставить сына при себе, но противиться господской воле не мог. Правда, его утешала мысль, что в городе Василию выпадет счастья больше, чем в деревне, где сын снова с трудом привыкал к тяжелой работе на земле. За потерю столь нужного работника в хозяйстве генерал дал старику отступного. И семнадцатилетний молодой человек поступил в услужение малолетнему Борису Ивановичу.