Вера Чистякова - [34]

Рудольф вошел к себе. С начала войны он не выезжал из Берлина. Наталья Даниловна мысленно подивилась тому, как изменился он за последние месяцы. Он мало напоминал Романа Ивановича Кротова — потолстел, у него появились солидные манеры.

— А я уже давно жду вас, Руди.

Не зажигая света, они сели на низкий диван. Голос Рудольфа звучал виновато:

— Мы так редко видимся, Натали. Это не моя вина. Условия войны… И притом неприятности, неприятности…

— Какие же? У вас раньше не было от меня секретов. А я хотела бы поговорить с вами, посоветоваться.

— Как всегда, готов служить вам, Натали.

— Я пришла к выводу, что нам надо ехать на восточный фронт.

Они говорили по-русски. Ни он, ни она еще не вполне привыкли к названию «восточный фронт», которое появилось в газетах, в телеграммах-молниях, — их выставляли в витринах магазинов.

— Почему это пришло вам в голову?

— А разве вы не упрекали меня в пассивности, не призывали к мести, не твердили, что это наш долг?

— Не хитрите, Натали. Вам наплевать на идеалы. Просто вас привлекает война, как она привлекала авантюристов во все времена.

— Вы считаете меня авантюристкой?

— Нас с вами обоих, до известной степени…

— Это что-то новое в вас, Руди.

— Ах, Натали, вы не знаете всего! И это лучше для вас…

— Знаю, Руди. Знаю, что любой мальчишка, одержавший «победу» в парижских кабаках, смотрит на вас свысока только потому, что вы не носите погоны, не были рядом с ним, что вы не «воевали»…

— Не будем об этом! — сердито прервал Рудольф.

Она поняла, что самолюбие его страдает.

— А как же насчет поездки на фронт, Руди?

— Натали, я делаю очень-очень важное дело, которое даст для войны с большевиками больше, чем я могу дать своим личным участием в ней. Может быть, и мне потом придется выехать на поля сражений. И тогда я хотел бы, чтобы вы были рядом со мной. Потому что вы смелая женщина и потому что я уже не мыслю своего будущего без вас. Вдвоем мы еще многого добьемся, Натали.

— Пока вы завершите свою работу здесь, война уже закончится. Ведь все кругом говорят о молниеносной войне и близкой победе… Ну устройте мне выезд на фронт, Руди. У вас связи. Я германская подданная, свободно владею русским языком, знаю Россию. Неужели я не нужна там? Вы же считаете меня активной натурой. И в то же время не даете мне возможности активно работать…

— Но вы ведь знаете, что в нашей армии женщины не допускаются на передовые позиции.

— Неужели нельзя обойти эту формальность?

— Возможно, для вас удастся сделать исключение. Но сначала надо выяснить, точно выяснить, какую работу вам поручат на фронте.

— Вы сможете это сделать, Руди?

— Надо будет устроить вам встречу с полковником фон Шлейниц, Натали, — сказал Рудольф, немного подумав.

— Хоть с самим чертом! — воскликнула она обрадованно, вскакивая с дивана.

Кафе, в котором фон Шлейниц назначил встречу, называлось именем старинного немецкого города и славилось до войны старомодной кухней и винным погребом, теперь превращенным в бомбоубежище. Зал, выбранный для встречи, был пуст. Четыре официанта, помахивая белоснежными салфетками, скучали у дверей. Сегодня менее чем когда-либо публика была склонна к посещению ресторанов. Накануне англичане бомбили западную окраину и центр. К утру места разрушений были обнесены забором с аккуратной надписью: «Здесь производится строительство». Редкий прохожий решался улыбнуться, прочитав ее.

Наталья Даниловна и Рудольф вошли в зал без трех минут восемь. Ровно в восемь появился оберст фон Шлейниц. Он был в штатском с миниатюрным значком свастики в петлице, как носят чиновники высших рангов. Кто-то, видимо, сопровождал его, потому что было слышно, как он в дверях приказал спутнику ждать в соседнем зале.

Рудольф поднялся. За оберстом Шлейницем лениво брел раскормленный коричневый сеттер. Полковник был чрезвычайно любезен с молодым Кууном.

Оберст сыпал вопросами. Наталья Даниловна без удивления убедилась в том, что ее история известна во всех деталях и что о ней собраны материалы. Вопросы полковника в ничтожной степени коснулись ее прошлого. Она без труда разгадала и ход мыслей оберста. Если брать ее под подозрение, то, во всяком случае, у нее было достаточно времени, чтобы выучить взятую на себя роль, и ловить ее бесполезно.

Фон Шлейниц спрашивал быстро, отрывисто: какие местности в России знает фрау Келлер — области, районы, города, местечки? По каким морям и рекам плавала, какие порты ей знакомы?

Когда выяснилось, что Наталья Даниловна знает Смоленщину, немедленно последовали вопросы: какие именно районные центры Смоленщины ей известны, бывала ли она в Красном Бору, какие дачные местности под Смоленском ей знакомы?

Наталья Даниловна старалась отвечать с предельной точностью. Она понимала, что точность и быстрота ответов могут послужить ей на пользу, показать пригодность к тому делу, которое ей хотят поручить.

Она видела, что ее ответы удовлетворяют полковника. Несмотря на официальный характер беседы, он несколько раз благосклонно ей улыбнулся. При этом его широкое лицо с тупыми углами носа, бровей, рта оставалось неподвижным, и только очень красные губы раздвигались под темными усиками «а ля фюрер».