Верь - [8]

— Раздевай, — скомандовала бабулька и мой глаз, в который раз чуть не выпучился.

Что значит «раздевай»? Почему этот мужик меня должен раздевать, а не она? А главное, как активно он принялся за дело: пуговицу на джинсах и ширинку расстегнул, затем принялся стаскивать штаны вместе с трусами. Целая рука сама собой ударила по лапище, посмевшей с меня белье стащить до середины икры, и задернула такую важную деталь обратно. Сказать, что мужчина удивился, ничего не сказать, его густые брови взмыли вверх. Дернулась, чтобы сесть, но вместо этого чуть не свалилась с кушетки. Мужик схватил меня за плечи и сам посадил на кушетке. Дальше я раздевалась сама, кое-как управляясь одной рукой. Стащить единственный носок не составило труда, но вот снять то, что осталось от свитера и кофты, самостоятельно не смогла. Мужские руки удерживают за плечи, это слегка усложняет задание, как боль и сильное головокружение.

— Ну, давай помогу, — запричитала, до этого не сказавшая ни слова, бабулька и ткнула мужика слегка в сторону.

Она взялась за низ кофты и свитера и дернула вверх, мой крик боли отбился эхом от стен. Больно, как же больно. Слёзы ручейком текут по щекам, не сразу понимаю, что уткнулась лицом в мужскую грудь, пускай и в кожаной куртке. Пытаюсь отодвинуться, но мне не дают. Кофта и свитер задраны в районе груди, их так и не сняли.

— Ох, девочка, — вздыхает где-то за спиной бабулька.

Мужчина наклоняется вперед через меня, чтобы увидеть, что так впечатлило бабушку. Мне одной не интересно, не хочу знать, что там такое. И почему я все ещё в сознании? Это было бы как нельзя кстати.

— Сейчас, — бубнит бабулька и выходит из ванной, оставив нас наедине.

— Если ты волчица, — говорит мужчина где-то над ухом, так что незаметно начинаю дрожать, — я убью тебя.

От звука этого голоса к горлу подступает ком рыданий, начинаю судорожно икать, пряча взгляд от этого жуткого человека. Я же ничего ему не сделала, за что? Тот мужчина привез меня сюда насильно, за что и получил от меня лопатой. Но ему-то что я сделала? Какая разница, что я эта их волчица? Что это меняет? Икание усиливается и меня трясет всем телом во время икания, так сильно, что руки, удерживающие за плечи, делают нестерпимо больно, чтобы удержать меня.

— Ты что ей сделал, болван? — цыганка вернулась и мне будто легче стало.

Подошла к нам с большими ножницами в руках. Ее прохладная ладонь коснулась лба, и, стало легче дышать, икота ушла, даже боль уменьшилась. Вот это руки, в них магия какая, что ли? Ну а что, оборотни существуют, так от чего же не существовать магам?

Она нагнулась ко мне и заглянула в глаза (глаз) словно в душу.

— Прости деточка, отрастут, — обещает она, но я не понимаю ее.

Ножницы щелкают за спиной, не знаю, что она там делает, но мне нет до этого дела. Клонит в сон, мне хочется уснуть, но при всем желании не могу. Ножницы все щелкают, затем бабуля на удивление легко снимает одежду спереди, отрезав ее от задней части. Со сломанной рукой возится дольше всего. В конце подрезает лифчик, неуклюже закрываю целой рукой грудь. Странно, что со спины ткань она не снимает, оставляет на месте.

— Председатель, — слышу ещё один мужской голос и поднимаю голову, чтобы увидеть человека, которому он принадлежит.

Мужчина с саквояжем в руках, лет за сорок, одет в белый халат поверх армейского камуфляжного костюма.

— Где ты ходишь, Андрей? Иди, посмотри, в жизни подобного не видела, — махает рукой цыганка.

Доктор нерешительно заходит в комнату, кивает мужчине, удерживающем меня, и заходит мне за спину. Следом слышу задумчивый вздох, и мне впервые хочется посмотреть, что они такое там увидели.

— Посмотрим — ка, — говорит доктор, судя по звукам роясь в саквояже.

Что-то холодное качается спины, но я ничего не чувствую, пока доктор что-то там делает. Даже боли нет в спине, за то во всех остальных частях тела боль не прекращается. Все трое странных людей смотрят на меня как на какой-то странный эксперимент, от этого всё больше становится не по себе.

— Всё, — выдает врач после какой-то возни.

На спине появляется неприятное ощущение, а затем врач ругается матом.

— Это можно удалить? — спрашивает бабка со странной интонацией.

— Да… Только не понимаю, как она все еще жива, да ещё и в сознании. Это просто… невозможно. Первый случай подобного в моей практике.

Мужчина, удерживающий меня, тоже нагибается посмотреть на что-то на моей спине, а потом снова смотрит на меня, поджав губы. Что они там видят? Что там такое? Мех? Я превращаюсь? Что происходит? Меня убьют?

— Ее надо в операционную, срочно. Если началось заражение крови…

— Ты думаешь, с подобным может такое случится? — с иронией выдает второй мужчина, перебивая доктора.

— Рад, — недовольно шикает на него бабка.

— Нет, я хочу знать, что оно такое, прежде чем разрешать жить, — он сдавливает моё лицо одной ладонью, заставляя смотреть в черные глаза.

Молчу, ничего не говорю. Взгляд мне знаком, столько презрения и уверенности в своем превосходстве, что даже тошно.

— Рад, она ещё ребенок, — пытается защитить меня доктор, но его слова не имеют эффекта.

— Что ты такое? — говорит он, выразительно давя пальцами на и так болящие щеки.