Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников - [14]

Вот вижу: – он в ЛИТО и в НАРКОМПРОСЕ,

Вот председательствует он в СОПО,

Вот он читает об Эдгаре По,

О символизме, о Катулле…

Одним он враг – другим он нежный друг.

Лицо татарское, обрубленные скулы,

И наглухо застегнутый сюртук.

Порой улыбка остро от виска

В провал подбровный выморщит иглу,

И скалы скул, вздымаясь на оскал,

Его зажженные глаза уводят в глубь.

Походка мягкая: – плывет, крадется он,

Внезапно выхватом срывая легкий шаг,

Потом прыжок, потом волчковый бег…

День в памяти: дымилась пороша: —

Он промелькнул, и сдержанный поклон

Двум нелюбимым обронил на снег.

Еще один запомнился мне день,

Раскатный день,

Неповторимый день: —

Октябрь по улицам грузовиком грохочет,

С Ходынки молния: гремит чугунный гром,

И новый стих и новый твердый почерк

Выводит Кремль бушующим пером.

Мы встретились. – Он радостный и страстный,

Его глаза восторженно горели…

Да, это ты, суровый, строгий мастер,

Мой старший друг,

Любимый друг,

Валерий.

<16 декабря 1923>

Борис Пастернак

Брюсову

Я поздравляю вас, как я отца

Поздравил бы при той же обстановке.

Жаль, что в Большом театре под сердца

Не станут стлать, как под ноги, циновки.

Жаль, что на свете принято скрести

У входа в жизнь одни подошвы; жалко,

Что прошлое смеется и грустит,

А злоба дня размахивает палкой.

Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд,

Где вас, как вещь, со всех сторон покажут,

И золото судьбы посеребрят,

И, может, серебрить в ответ обяжут.

Что мне сказать? Что Брюсова горька

Широко разбежавшаяся участь?

Что ум черствеет в царстве дурака?

Что не безделка – улыбаться, мучась?

Что сонному гражданскому стиху

Вы первый настежь в город дверь открыли?

Что ветер смел с гражданства шелуху

И мы на перья разодрали крылья?

Что вы дисциплинировали взмах

Взбешенных рифм, тянувшихся за глиной,

И были домовым у нас в домах

И дьяволом недетской дисциплины?

Что я затем, быть может, не умру,

Что, до смерти теперь устав от гили,

Вы сами, было время, поутру

Линейкой нас не умирать учили?

Ломиться в двери пошлых аксиом,

Где лгут слова и красноречье храмлет?..

О! весь Шекспир, быть может, только в том,

Что запросто болтает с тенью Гамлет.

Так запросто же! Дни рожденья есть.

Скажи мне, тень, что ты к нему желала б?

Так легче жить. А то почти не снесть

Пережитого слышащихся жалоб.

15 декабря 1923

Анатолий Луначарский

Экспромт В. Брюсову в день его юбилея

Как подойти к Вам, многогранный дух?

Уж многим посвящал я дерзновенно слово

И толпам заполнял настороженный слух

Порой восторженно, порой, быть может, ново.

Но робок я пред целым миром снов,

Пред музыкой роскошных диссонансов,

Пред взмахом вольных крыл и звяканьем оков,

Алмазным мастерством и бурей жутких трансов.

Не обойму я Вас, но уловлю я нить

Судьбы логичной и узорно странной.

И с сердцем бьющимся я буду говорить

Пред входом в храм с завесой златотканной.

17 декабря 1923

Александр Корчагин

Валерию Брюсову

Я маленький и ничего не знаю, —

Существованье трудно оправдать.

Смогу ль, как ты, нести и славить знамя

Борьбой освобожденного труда?

Я лишь одной мужицкою тоскою

И то едва ль успел переболеть,

Меж тем как ты, чтоб мысли бег ускорить,

Взрывал могилы потускневших лет.

Тебе века избороздили сердце.

Их смысл туманный силясь разгадать,

Ты впитывал глазами иноверца

В страницах заключенные года.

Ты в древности, как золотоискатель

В заманчивых далеких рудниках.

Тебя, как сына лучшего, ласкала

Истории тяжелая рука.

Тебе седого времени изломы,

Как этот день. В утраченном былом

Ты проходил раздумчиво, как дома,

Меж величавых мраморных колонн.

Я маленький, и было бы мне трудно

Простой урок раздельно повторить.

И помню только: проходили гунны…

Афины помню и Великий Рим…

Я не горел огнем тысячелетий.

Мне жаль, что – равнодушный к красоте

Иных веков – я лишь теперь заметил

Следы тобой изведанных страстей.

В пути – чадрой закутанные лица,

Сказаний волн не слышу со скалы.

Хочу, как ты, к прошедшему склониться,

Чтобы смелей в грядущее отплыть.

Сентябрь 1924

Батуми

Борис Зубакин

«Вдали от злобственных укусов…»

Вдали от злобственных укусов

Как Фауст – средь книг и песен Муз,

Валерий Яковлевич Брюсов

Живет у Башни, где в союз

Вводил масонский – хмурый Брюс

Терявших закоснелость руссов.

А я, питомец русских «Брюсов»,

На сухаревский ли лоток

Сменял «гран-мэтров» молоток,

Науки мелкой черепками

Заняв себя и молотками

Музейных сумрачных витрин,

Где бог палеолита – сплин?

О нет! И Брюсов календарь,

И строчки Брюсова в мой ларь.

Их не продам за полки прозы

Сухой учебы! И занозы

От стрел оленьевой поры

Горят во мне, как зуд игры.

На Малой Знаменке дом семь

От двери с цифрой «двадцать восемь»

Сквозь снежный двор, где я живу,

Мой путь, – во сне иль наяву

Мне тень перебегает лосем,

И жажду – севера иль лыж,

Где обгорелый сердца пыж

В мишень скитания забросим.

Вчера запел Ваш телефон

Унылой вестью о недуге.

Ужели на постели – фон

Фигуры, свившей путь во вьюге?

Но не подагрою отцов,

Не расслаблением вельможи

Вас приковал на строгом ложе

Болезни искус! И закон

Ассоциации неложной —

Утеха мне – со всех сторон,

Везде судьба шлет четкость знаков

Своих отметин и путей:

Сегодня Брюсов, как Иаков,

Стал хром в борьбе с Еговой дней,

Включившим спор в пределы тела.

Но завтра – воля одолела! —

И снова – грозный, как Тиртей,

Как Байрон с острою отвагой, —