Венгерская национальная галерея - [10]
Йожеф Рипль-Ронаи учился в Мюнхене, после чего в 1887 переехал Париж, где его наставником стал Михай Мункачи. Пребывание во Франции не могло не наложить отпечатка на творчество художника, и уже в 1889, потеряв интерес к реалистической живописи Мункачи, он обратился к искусству Поля Гогена.
Представленная картина близка к символизму. Женская фигура почти утрачивает осязаемую плотность и превращается в певучий контур. Прослеживается влияние техники клуазонизма (достижение современной французской живописи), при которой изображение делится на плоскости разных цветов, ограниченные четкой линией. Так, отдельными пятнами воспринимаются темное закрытое платье модели, ее лицо, кисти рук, волосы и шляпка. Комната растворяется в синеватом мареве, сообщая всей сцене таинственность и недосказанность.
В портрете пожилой матери художника звучат тревожные нотки. Ее бледное лицо обращено к зрителю, однако взгляд, направленный, скорее всего, в себя, ускользает от него. Женщина сидит в чуть скованной позе на деревянном стуле, кажущемся слишком большим и неудобным для нее: чересчур высоки подлокотники, достаточно жестка и тверда спинка. Создается впечатление, что ей неуютно в этой довольно скупой обстановке, из всего убранства которой живописец запечатлел вышеупомянутый стул и белую вазочку с виднеющимися из нее листьями какого-то растения, стоящую на самом краю полки. Комната словно погружена в серую дымку, как героиня полотна погружена в свои раздумья и воспоминания. Колорит картины очень сдержанный, он ограничен тонами серого и коричневого.
Сцена игры в кегли на природе показана не совсем обычным образом: ни один из ее участников не обращен к зрителю лицом, отчего складывается впечатление, что он сам тоже находится на этой площадке и вместе с другими игроками следит за ходом действия. Мужские фигуры в широких уличных одеждах выглядят уплощенными, сведенными почти к силуэтам, особенно в группе людей на дальнем плане, изображенных почти эскизно. Точно подмечены и переданы характерные движения и позы играющих: неестественно широкий шаг или неуклюжее ожидание. Здесь никто не заботится о том, насколько эффектно или невыигрышно он смотрится. Запал игры, увлеченность общим делом объединяют эти безликие фигуры, индивидуальность которых неважна художнику, как и самим игрокам, — все их внимание приковано к кеглям.
На данном холсте Пал Синьеи-Мерше изобразил замечательный осенний пейзаж с затянутым облаками небом и ярко пылающей на его фоне листвой кустарников. Тоскливо возвышаются облетевшие деревья, подставляя свои осиротевшие ветви холодному дуновению осени. На побуревшей траве кое-где уже лежит не успевший растаять первый снег. В этот безветренный и спокойный пейзаж вторгается тревожная нотка: среди безмятежной природы замер охотник, поджидающий дичь. Проследив за направлением его взгляда, зритель увидит летящую в небесной вышине птицу, на которую уже нацелено дуло ружья, отмеряя, возможно, последние минуты ее жизни. Суждено ли ей навсегда прервать свой свободный полет и стать добычей верного пса или в этот раз охотник останется без трофея?
В «Автопортрете в коричневой шляпе» художник пишет себя нарядно одетым, в окружении развешанных на стене картин, что наводит зрителя на мысль, что он застал творца не в рабочей мастерской, а на выставке. Лицо автора — чуть смещенный композиционный центр холста, и по мере удаления от него предметы теряют четкость, акцентируя внимание именно на нем. Зритель встречает обращенный на него из-под коричневой шляпы усталый и внимательный взгляд, сгорбленные плечи живописца дополняют его утомленный образ. Состояние изможденности соответствует колориту полотна, в котором преобладают серо-коричневые тона.
Во время написания этого произведения художник пользовался успехом: годом раньше он стал работать над оформлением интерьеров, занимался прикладным искусством, создавая дизайн для витражей, мебели и гобеленов; на Всемирной выставке в Париже в 1897 серебряную медаль получила вышивка, выполненная женой художника по его эскизу.
Картина Пала Синьеи-Мерше «Луг с маками» написана под влиянием импрессионистов и очень напоминает почти одноименное полотно Клода Моне «Поле маков у Аржантёя» (1873, музей д'Орсе, Париж). Но если французский художник включил в него несколько человеческих фигурок, то Синьеи-Мерше полностью посвятил свою работу природе. Маковое поле кажется абсолютно бескрайним, так как линия горизонта смещена. Зритель видит лишь крошечный кусочек неба над бесконечным простором луга, далеко уводящим взгляд. В этом также проявляется отличие и своеобразие картины венгерского мастера. Отсутствие четких контуров и ясных линий как нельзя лучше подходит для передачи услаждающего глаз буйства красок и изменчивости природы, так поражавшей воображение импрессионистов и ставшей основной целью их пейзажной живописи.
