Венера из меди - [48]
Мы с Титом образовали приятную дружескую группу на возвышении. Мое письмо было у него в руке; он кинул свиток мне. В его глазах мелькнул проблеск. Тит всегда был столь вежлив, что я заподозрил в этом шутку – но его обаяние было подлинным.
– Это очень эмоциональный рассказ!
– Извини, Цезарь. В свободное время я немного пишу стихи: мой стиль имеет склонность к избытку лиричности.
Тит усмехнулся. Он был покровителем изящных искусств. Я был в безопасности.
Это был неудачный момент, чтоб заставлять Главу Шпионов любоваться, как мы наслаждаемся общением друг с другом. Под влиянием моей собственной осмотрительности, Тит кивнул Анакриту, чтоб тот приблизился и изложил свои доводы.
Анакрит взял слово и сразу перешел к делу. Я видел, как он действовал в других ситуациях, так что приготовился к худшему. Он обладал способностью истинного бюрократа придавать вид разумности любой лжи, которую произносил.
В некотором смысле мне стало жалко этого беспринципного прыща. Это был классический случай карьерной деградации. Он, должно быть, изучал свое ремесло при Нероне, в те безумные годы всеобщей подозрительности и ужаса, когда перспективы доносчиков и шпионов выглядели столь радужными, как никогда. Затем, когда он достиг расцвета своих сил и способностей, он обнаружил, что застрял с новым императором Веспасианом, человеком столь неисправимо провинциальным, что он и на самом деле не верил дворцовым шпионам. Поэтому вместо того, чтоб наслаждаться теневой властью в центре некоей тайной паутины, он был вынужден каждый день доказывать, что он не зря числится в платежной ведомости.
Никаких шуток. Веспасиан действительно прижимист в отношении жалования. Один промах, одна дипломатическая ошибка, одна дверь, открытая слишком внезапно, чтоб застать его дремлющим в офисе, хотя он сказал, что будет отсутствовать по служебным делам, и Глава Шпионов окажется на одном из причалов Тибра торгующим рыбой. Он это знал. Я это тоже знал. И он понимал, что я это знаю. Возможно, это объясняло некоторые вещи.
Я не пытался прервать его речь. Я хотел, чтоб он вывалил все игральные кости из своего стакана. Оттуда вылилась тонкая слизь из ложно толкуемых фактов, после озвучивания которой он выглядел как честный профессионал, которого начальство обременило кучей безруких неумех, с которыми приходится работать. Я же был выставлен в качестве простого вора.
Факты тоже были простые. Некие слитки свинца из Императорских рудников хранились на складе. Я знал, что они лежать там, и что Казначейство забыло про них. Когда меня послали в Кампанию, я взял слитки с собой, и продал свинец водопроводчикам. И я не вернул выручку в казну.
Тит слушал, заложив руки за голову. Сам он не был великим оратором, но в свое время исполнял обязанности адвоката, прежде чем поднялся на более высокий уровень. Несмотря на свою нетерпеливость, происходившую от переизбытка энергии, он умел слушать. Только когда Анакрит закончил жаловаться, он обратился ко мне:
– Дело против тебя хорошо обосновано. Свинцовые слитки принадлежали государству, а ты их взял без позволения.
– Анакрит хороший оратор; а его выступление – хорошее упражнение в риторике. Но, Цезарь, нет никакого дела.
Тит поменял позу, он наклонился вперед и оперся локтями о колени. Его внимание было полностью обращено ко мне.
– Цезарь, у меня была особая причина с почтением относиться к тем слиткам, вероятно, я сам выломал часть руды для них из жилы!
Я взял паузу, чтоб дать время обдумать новую отсылку на мою миссию в Британию, где мне пришлось действовать под видом раба на свинцовом руднике.
– Неприятно, Цезарь,но это было сделано для твоего отца. А когда я взял слитки, мне тоже надо было действовать скрытно. Мы искали беглеца. Анакрит может подтвердить, что это была непростая задача, на которую он сам бесплодно потратил несколько недель…
Челюсти Тита одобрительно сжались.
– …Меня попросили применить мою смекалку. В итоге, мои необычные методы стали причиной того, что твой отец включил в персонал своих служащих меня…
– Это так, – сказал Тит Анакриту резко.
– …Маска водопроводчика на нелегальном рынке помогла мне найти пропавшего человека. Так что маскировка сработала, Цезарь, как тебе это известно.
Шелковым голосом Анакрит напомнил Титу, что слитки, которые я позаимствовал, были необходимы в качестве улик в деле о заговоре.
– Какой обвинитель будет тащить несколько тонн металла в суд? – спросил я. – Вы все знаете, что слитки существовали. Имелись подтверждающие это документы; преторианские гвардейцы уложили слитки, и покорителю Иерусалима я не нужен, чтоб напомнить, мол первое, чему учат новобранцев – подсчитывать все, что попадает им в руки…
Тит сочувственно улыбнулся. Он хотел, чтоб я опроверг обвинения. Я не был наивным. Я знал, что может подвигнуть императора оставить меня в покое: Тит и его отец должно быть столкнулись с какой-то крупной заморочкой, и хотели, чтоб я разрешил ее.
– Я предполагаю, – неизящно намекнул Анакрит, – ты намеревался вернуть деньги от продажи слитков? Или ты растратил всю выручку на женщин и пьянки?
