Венера Челлини - [36]

Славка не возражал. Ева была права: скорее всего, трость принадлежит Ивану Николаевичу. Что ж, тем лучше!

Наумов поразил Славку своей бледностью. Кажется, он действительно сильно болен, это видно невооруженным глазом. Смирнов окинул взглядом кабинет – трости нигде не было.

– Присаживайтесь! – Иван Николаевич жестом указал на мягкое кресло у стола. – Я, с вашего позволения, воспользуюсь стулом. Кресло глубокое, потом тяжело вставать, знаете ли… Чай, кофе?

Славка поблагодарил и отказался.

– Тогда, может быть, коньяк?

– Спасибо, нет.

В кабинете слабо пахло лекарствами. На отделанных темным деревом стенах висели большие картины с видами Севастополя. В детстве Славка каждое лето проводил у бабушки в Севастополе и знал город и окрестности, как свои пять пальцев.

– Севастополь – моя родина, – сказал Наумов, перехватив взгляд гостя. – Однако не перейти ли нам к делу? Чем могу быть полезен?

– У меня к вам только один вопрос, уважаемый Иван Николаевич. Где ваша трость?

Ему показалось, что Наумов сейчас свалится со стула, так его качнуло назад. Как будто Славка его ударил. Хозяин кабинета судорожно вздохнул и еще сильнее побледнел, что казалось невозможным при его землистом цвете лица.

– Ч-что вы имеете в виду, молодой человек?

Иван Николаевич попытался взять себя в руки, и ему это более-менее удалось. Во всяком случае, со стула он не упал и даже несколько порозовел. Это приободрило Смирнова, который было испугался, что вместо разговора придется вызывать «неотложку».

– Вы не волнуйтесь, Иван Николаевич, – как можно проникновеннее сказал гость. – Я не из милиции и не из других официальных органов. У меня частный интерес. Возможно, мы сможем помочь друг другу.

– Почему я должен вам верить?

– Рискните! Никто не знает, чья трость…

– Что вам нужно? – перебил его Наумов. – Говорите прямо.

– Вы знали Матвеева?

Наумов молча кивнул головой. Его глаз дернулся. Видимо, нервный тик.

– Давно?

– Не очень. Это связано… – Наумов не мог подобрать подходящее слово. – В общем, с тех пор, как разразился скандал со взятками… статья была в газете. Вы, наверное, слышали? – У Наумова снова дернулся глаз, и он потер это место, как бы придерживая мышцу рукой. – Потом убили Олю, а подозревали в этом меня. Ничего глупее не могли придумать!

– Вы имеете в виду Ольгу Гаевскую, журналистку? – уточнил Смирнов.

– Конечно, кого же еще? Сначала появилась эта дурацкая статья в газете, что я беру взятки и прочее… Это все вранье. К тому же, даже если бы такие факты и имели место, они недоказуемы! Я был поражен, когда прочитал. Видите ли, мы с Ольгой были знакомы… довольно близко. Ну и… когда поднялась эта шумиха, я попросил Оленьку о встрече. Хотел сам спросить ее, в чем дело. Взяток я не брал, и бояться мне было нечего. Просто не мог понять, зачем ей это нужно…

– Встреча состоялась?

– Да, конечно. Оля как раз приехала из Болгарии, где отдыхала на Золотых Песках – ее даже не было в Москве. Мы встретились. Она была удивлена не меньше меня и сказала, что никакой статьи не писала, что сама ничего понять не может. Статья вышла под ее псевдонимом… В газете никто ничего толком сказать не мог. Думаю, кто-то заплатил большие деньги, чтобы появилась эта клевета. Хотя зачем? Повредить мне она никоим образом не могла – так, сплетни, и все, разве что нервы попортить. Есть, знаете, любители сделать подлость – просто так, из любви к искусству. Мы поговорили, подумали, кому это могло бы понадобиться, но так ни к какому выводу и не пришли. Оля собиралась поместить в газете опровержение… А на следующий день ее убили.

– Из-за статьи? Как вы считаете? – спросил Слава.

Наумов помолчал в раздумье, потом отрицательно покачал головой.

– Это бессмысленно. Я же говорю, статья мне повредить не могла. Обычные сплетни. И без Олиного опровержения все уладилось бы. Я ее отговаривал, не хотел, чтобы она встревала в эту… грязь. За что ее было убивать? Тем более – мне?

– Так это не вы ее убили? – прямо спросил Смирнов.

– Господи! – Наумов закрыл глаза. – Я был последним, кто видел ее живой! По крайней мере, мне так сказали в милиции. Ее нашли в моей машине, уже под утро. Вы знаете, как ее убили?

– Нет.

– Ей перерезали горло! Так, что голова едва держалась… По-вашему, я мог такое сделать?! Наверное, до самой смерти не забуду этой картины!

– А как она оказалась в вашей машине?

– Откуда я знаю? У меня две машины, одна в гараже, другая на улице, на стоянке. Кто угодно мог ее взять! В тот день со стоянки пропали две машины, моя и одного артиста… знаменитого. Какой он крик поднял!..

– А что, стоянка не охраняется?

– Охраняется. Да только охранник исчез неизвестно куда. Может, увидел, что машины пропали, и сбежал, чтобы не отвечать.

– Его так и не нашли?

– Кажется, нет. Впрочем, я не интересовался… Зачем?

– Разве вам не хотелось выяснить, кто убил Ольгу? – спросил Слава.

– А я и выяснил! – сказал Наумов. – Неужели вы подумали, что я это так оставил бы?

Смирнов ничего не понял. Ведь убийство журналистки так и осталось нераскрытым, насколько он помнил.

– Но…

– Я знаю, что вам пришло в голову. Да, я никуда не заявлял… Все равно доказать ничего было бы нельзя, и убийца так и остался бы безнаказанным. И то, что я сейчас говорю вам, тоже не может являться доказательством – где бы то ни было. Я от всего откажусь! Вы ничего не сможете сделать!