Венера - [23]

Затем я представил, как себя должна чувствовать при этом дочь. Не окажется ли так, что ее увозят с Земли брыкающейся и в слезах?

Да куда я попал, Алекс? Настоящее змеиное гнездо!

* * *

Мы покинули земную орбиту на следующий день, начав двигаться по траектории, которая через два месяца выведет нас к Венере. Конечно, такая траектория - лишний расход топлива, но я подсчитал, что экономия на времени -в два раза - будет того стоить.

Я едва почувствовал стартовый толчок, когда мы покинули орбиту.

В это мгновение я стоял в углу капитанского мостика, давая интервью средствам массовой информации, а остальные члены экипажа занимались своим делом. Вперед, к Венере! Вот тоже новая тема для новостей. Как это? Где это? Вы слышали - Ван Хамфрис отправился за телом брата - в самое пекло Солнечной системы? Потом, когда я смотрел вечерние новости, они показывали большей частью не меня, а компьютерные симуляции того, как должна выглядеть поверхность Венеры. Очень поучительно.

А отец между тем продолжал каркать насчет Фукса, бомбардируя меня грозными предупреждающими посланиями. Ну и где же он, Фукс? И что он сейчас делает? Это меня тоже беспокоило.

Впрочем, неважно. Мы приближались к Венере. А это самое главное.

СОН

Я знал, что сплю, но каким-то странным образом это не имело значения. Я снова стал ребенком, просто ребенком, коротышкой, который учится ходить, ковыляя ножонками по полу. Вот передо мной взрослый - огромный человек. Он протягивает мне руки навстречу:

- Иди сюда, Ван. Ты сможешь. Давай.

Там, во сне, я не мог разглядеть его лица. Голос казался добрым, но лицо его почему-то скрыто от меня.

Идти было ужасно трудно. Гораздо проще вцепиться во что-нибудь цепкими толстыми ручонками. Или плюхнуться на пол и ползти на четвереньках. Но голос звал, он ободрял меня, он просил, и я в конце концов поддался на его уговоры.

Я сделал робкий, но отчаянный шажок, затем другой.

- Моло-дец! Ты молодец, Ван.

И тогда я увидел его лицо. Мой брат Алекс! Он сам тогда был еще ребенком, лет десяти, но он уже помогал мне учиться ходить. Я всемерно стремился стать таким же, как он,- высоким и ловким. Шаг за шагом я пытался добраться до его протянутых рук.

Но тут мои ноги совсем запутались, и я полетел на пол.

- Да-а, Коротышка, ничего из тебя не выйдет. Ты совершенно безнадежен. Ничего путного.- Внезапно надо мной нависла другая гора - отец. Гора хмурилась: на его лице не было написано ничего даже отдаленно похожего на сочувствие. Он смотрел на меня с явным отвращением.

- В Древней Греции таких детей сбрасывали со скалы на поживу волкам и воронью.

Алекса уже не было. Он куда-то пропал. И тогда я вспомнил, что он умер. Алекс погиб, и я в полном одиночестве сидел на полу, задыхаясь от слез.

ТРАНЗИТ

Конечно, я встречался с членами экипажа несколько раз, еще на Земле. Я имею в виду команду моего «Геспероса». На «Третьене» имелась своя команда -- двенадцать седых матерых астронавтов, мужчин и женщин. Но я практически не имел к ним никакого отношения. Этой частью экспедиции руководила капитан Дюшамп. Меня это не волновало, меня волновал только мой экипаж.

Не считая Дюшамп и Родригеса, их было четверо: три техника для наладки оборудования: связи, сенсорных систем и системы жизнеобеспечения, и один врач. Инженеры по связи и сенсорам - две девушки примерно моего возраста - неописуемые технари, которые могли общаться только друг с другом, причем на немыслимом жаргоне. При этом они задирали нос, так что общение с ними казалось в принципе невозможным. Парень, отвечавший за системы жизнеобеспечения, был вроде ничего - не считая, конечно, того, что его огромное, как сковородка для блинов, лицо никогда не покидала хмурая гримаса, отчего создавалось впечатление, что любая мелкая неполадка на корабле может вызвать как минимум конец света.

Все они, конечно, молодцы ребята. Родригес и Дюшамп отзывались о них хорошо. Корабль, само собой, летел на автопилоте, и люди нужны были главным образом для ремонта и регулировки. Мне показалось, что их вполне могли заменить роботы, но Родригес убедил меня, что без людей не обойтись. К тому же они дешевле.

Единственный член экипажа, с которым мне волей-неволей приходилось общаться ежедневно,- доктор Уоллер. Он наблюдал за моей анемией и следил за тем, чтобы я все время находился в форме. Одного возраста с Дюшамп, он считался ярым противником омоложения, и все-таки казался мне подозрительно моложавым: возраст выдавали только поредевшие волосы, которые он собирал пучком сзади. Черный с Ямайки. Почему-то мне всегда затруднительно определить возраст темнокожих. Выглядел он крайне серьезно, даже мрачно. Глаза всегда воспалены или налиты кровью, словно после бессонной ночи.

- А как вы себя чувствуете в космосе, доктор? - как-то спросил я, пока он обводил меня диагностическим сканером.

- Прекрасно, мистер Хамфрис,- отвечал он, прищурив воспаленные глаза и пристально рассматривая показания приборов.

Несмотря на хмурый облик, он постоянно напевал что-то под нос. Слов нельзя было разобрать. В голосе угадывался какой-то негритянский ритм. Зажмурившись, представлялось, что эти звуки вырываются из этакого весельчака-доктора, завзятого оптимиста,- но, открыв глаза, обнаруживаешь перед собой хмурую рожу. Или, может быть, это маска?