Венера без лицензии - [12]

– Я не спрашиваю, из-за чего вы на это пошли, – все равно не скажете.

Он знал, что дожидаться ответа бесполезно, и не ошибся. Да и зачем мучить ребенка, когда без того все ясно. Дело вовсе не в алкоголизме, как считает его отец-император. Родители в принципе не способны продвинуться дальше колыбельных песенок, не способны понять, что если парень в таком возрасте и в абсолютно здравом рассудке решает покончить с собой, то причина гораздо серьезнее. Давид здоров со всех точек зрения, даже Мариолина и К° это подтвердили. Допустим, он совершил какое-то конкретное преступление: убил кого-нибудь, поджег дом, заложил динамит в здание миланского вокзала... Нет, вряд ли это довело бы его до такого состояния. Так ведет себя человек, когда его "я" разодрано в клочья, человек, сломленный чем-то или кем-то. Чем или кем – ты и должен выяснить, а пьянство – это так, пустяки.

– Теперь, если вы отдохнули, можно ехать.

Он встал и выбросил окурок в молочную дымку. Неужели рассвет никогда не наступит? Что за странная местность: даже птицы не щебечут перед восходом солнца. Тишина, как ночью.

– По-моему, спать вы не хотите. Я тоже. Чем скорей мы уедем отсюда, тем лучше. Я сам соберу вещи: дня два старайтесь как можно меньше пользоваться левой рукой.

Пользуясь полученными от Давида инструкциями, он нашел превосходный чемодан из мягкой – разумеется, темно-синей – кожи и сложил туда все необходимое. Затем туалетной бумагой тщательно стер пятна крови от комнаты до ванной (чтоб содержать Лоренцу с девочкой, еще и не тем станешь заниматься) и снова подошел к постели.

– Вставайте. Поскольку какое-нибудь кровавое пятно я мог пропустить, вы перед отъездом разбудите горничную или дворецкого – на ваше усмотрение – и скажете им, что уезжаете, а то, чего доброго, обнаружат пятно и подумают, будто тут совершено преступление и преступник сбежал, прихватив труп.

Давид повиновался с унылой готовностью, разбудил дворецкого, того самого, что предстал вчера перед Дукой в ночной рубашке, велел отнести чемодан в машину и уселся на переднем сиденье, понимая, что сесть за руль ему не позволят.

Они спустились с нежно-зеленых холмов Брианцы на Паданскую равнину и возле Монцы отыскали кафе, открытое в столь ранний час. Естественно, там не оказалось приемлемой марки виски, поскольку это было даже не кафе, а обыкновенная забегаловка. Однако микеланджеловский Давид, похоже, выдохся, и его надо было срочно чем-то заправить. Он взял две граппы. Аузери-младший мгновенно осушил одну, и Дука подвинул ему свою рюмку.

– Приступаем к интенсивной терапии, – пояснил он. – Как только я сочту, что вам необходимо выпить – сам налью. Без моего разрешения – ни глотка.

Давид снова выпил. Рюмочки были малюсенькие, жалкие, как и само заведение, куда заглядывают, очевидно, в основном любители наливок, носящие башмаки на резиновом ходу.

– Пожалуй, вам и третья не помешает, – решил Дука.

Уже в машине он спустя какое-то время покосился на Давида: бледность исчезла, дыхание стало ровным. Столько крови потерять – это вам не шутки. К тому же неведомая кобра постоянно гложет ему кишки.

– Если б вы мне рассказали, что с вами произошло, как знать, может, я бы сумел вам помочь.

Он знал, что и на этот раз ему не дождаться ответа.

4

Солнце изредка светит даже над Миланом. В то утро оно пробилось сквозь крыши и окрасило верхние этажи в розоватый цвет; скоро начнет парить. Он остановил «Джульетту» на площади Леонардо да Винчи.

– Зайдем ко мне. Сестра наверняка уже встала: она в шесть кормит ребенка.

Портал XV века выглядел внушительно на фоне обшарпанного здания и, конечно же, оказался заперт. Тогда Дука свистнул под окнами, и на втором этаже сразу появилась Лоренца с девочкой на руках.

– Откуда ты в такую рань? Я уж думала, что ослышалась, – сказала она и бросила ему ключи.

– Я с другом, свари нам кофе. – Он сделал знак Давиду следовать за собой. – Дом старый, квартира тесная, к тому же полна тараканов – с двух сторон ползут, и с улицы, и со двора. Но потерпите, мы всего на несколько минут.

Лоренца встретила их у двери в пижаме, по счастью, темной; ее длинные волосы были перехвачены сзади простой аптечной резинкой.

Он взял девочку на руки, представил Давида сестре. Сара, как ни странно, была не мокрая. Дука попросил у Лоренцы разъяснений на этот счет.

– Ты не бойся, я ее только что переодела. – Огромные глаза глядели с восторгом и на него, и на Давида – это вообще был ее способ смотреть на мир, вот так же она смотрела, когда навещала его в тюрьме, и говорила не менее восторженным голосом: «Ты не бойся, адвокат сказал, что все в порядке».

– Пошли на кухню, я подержу ее, пока ты сваришь кофе. – Он обернулся к Давиду, неподвижно застывшему на шатком стуле. – Извините, я сейчас. – В кухне он начал расхаживать с племянницей на руках (очень спокойный ребенок, пока сидит на ручках, но стоит положить его в кроватку – хоть уши затыкай). – У меня в правом кармане сигареты, достань, пожалуйста.

Лоренца вытащила у него из пиджака пачку, прикурила и сунула сигарету ему в рот.

– А в левом – чек и деньги. Деньги возьми, а чек оставь мне.