Венец всевластия - [26]

Но дорожку к соседним государствам должны протаптывать не столько дипломаты, сколько купцы. Иван придавал огромное значение торговле и поддерживал ее, как мог. Даже война не должна была служить препятствием торговым людям. «Хоти полки ходят, а гостю путь не затворен, гость идет на обе стороны без всяких зацепок», — так писалось в государевой грамоте.

Вы знаете, что такое Ганза? Это торговый союз, расцвет средневековой Европы. Англия, Франция, Испания воевали друг с другом, как одержимые, а в Германии возникали вольные города. В тех городах ремесленники и купцы жили и трудились под защитой магдебургского права и богатели без удержу. Что это за право такое, любопытствующий пусть прочитает в другом месте, в одном романе всего не расскажешь.

А на Руси эдак ловко с торговлей не получилось. Русских купцов обижают и в Европах, и на юге, и в Литве сбыта товарам не дают, чинят препятствия. А то и грабят без зазрения совести. Иван сильно обиделся на западных купцов и решил разрубить этот гордиев узел. Ждал только случая, знака, чтобы начать действовать.

И случай представился. Из немецкого города Ревеля пришло сообщение, что тамошние жители учинили над русским купцом гнусную казнь, а именно сожгли его всенародно. Доноситель не сообщил, какой проступок совершил несчастный, прописал только, что русич был уличен в гнусном преступлении. Слово «гнусный» упоминалось в послании два раза, что уже разозлило Ивана, но совсем вывела из себя приписка, де, ревельский народ вел себя на казни гордо, похвалялся силой, и даже нашелся недоумок, который крикнул в толпу: «Мы сожг ли бы и русского князя, если бы он сделал у нас то же».

Жители Ревеля давно были у Ивана на примете. Они считали себя хозяевами на море, поэтому беззастенчиво грабили торговые новгородские судна. Более того, они смели дерзить московским послам, которые ездили в Европу через Неметчину.

Иван не стал выяснять, в чем именно состояло преступление купца-русича. Ганзейские купцы давно стояли поперек горла. Контора Ганзы была и в усмиренном Новгороде. Чтоб выбить из города вольный дух, Иван уже осуществил великое переселение, выслал строптивых прочь из города. А ганзейские купцы словно и не замечали, что Новгород стал тих и покорен, как и прежде, занимали гостиные дворы, так же раскидывали свои палатки, назначали немыслимые цены, отказывались платить надбавку к пошлине. Словом, забыли, что торговать надо без пакостей.

Посетивший Москву барон Герберштейн писал в своих записках с удивлением и восхищением, что царь русский правит своими подданными с небывалой легкостью: «Скажет — и сделано!»

Так было и на этот раз. Иван сказал: «Схватить в Новгороде всех ганзейских купцов, и неважно, из каких они городов — из Ревеля или из прочих немецких. Купцов схватить, а всю торговую рухлядь их, чем торговать хотели, — отобрать».

Скажет — и сделано! Заморских купцов — сорок девять человек — бросили в темницы, для острастки обули в оковы, запечатали их гостиные дворы и лавки, а товары отправили в Москву в казну.

Грустно из нашего далека смотреть на самодурство великого человека. В Европе давно уже поняли — не разоряй купцов и ремесленников, а то и вовсе останешься без денег. Ричард Львиное Сердце (а ведь XII век!), как ни досаждал ему соседствующий с Вестминстером Сити, не стал отнимать у торговцев силой деньги. Зачем разорять кормушку и рубить сук, на котором сидишь? Дави проклятых налогами, но не разоряй товар. Неужели Иван не знал этой простой истины? Можно предположить, что он и не думал на эту тему. Крепкая рука — вот главный аргумент царской власти. «Я вас заставлю себя уважать и торговать так, как мне, а не вам, выгодно!»

Что из этого произошло, об этом разговор дальше, а пока товар ценой в миллион гульденов прибыл на царский двор. Бояре давно пеняли Софье, что она распоряжается государственной казной, как своей собственной. А иначе откуда в царицыных покоях эта небывалая роскошь? Убранством горниц, сенников и светлиц Софья превосходила самого Ивана: лавки и скамьи крыты бархатом с золотой каймой, стольцы-табуреты с парчовыми подушками, а вместо тяжелых седалищ в горнице стоят кресла флорентийской работы. Софья не посмела украсить стены полотнами, на которых итальянские мастера намалевали человечьи лики, но зато развесила всюду ковры, а уж образа в красных углах, главное украшение жилища, так и сияли золотом и драгоценными камнями.

Все так. Но роскошные предметы быта были привезены из Италии в качестве приданого. Ну и, конечно, муж многое подарил, не скупился. Софья желала бы запустить свои полные ручки в царскую казну, но… близок локоток, да не укусишь.

Житие в Московском Кремле было полно тайн. Вот, скажем, построенный еще Дмитрием Донским подземный ход. Этой тайной за семью печатями Иван поделился с женой, сам водил ее по подземелью, а потом вывел в Тайницкую башню, но попроси кто-либо Софью объяснить, как вдругорядь туда попасть, она и не сможет.

Но это дела стародавние. Сейчас в Кремле полным ходом идет строительство, и дьяк Федор Стромилов ладит царю новое каменное подземелье. И опять — куда идет этот ход, кто его строит? Хоть день гуляй по Кремлю, не увидишь признаков подземного строительства.