Венец скифского царя - [13]

– Куртку забыли? – переспросил полицейский, пресекая ее многословные объяснения.

Лена почувствовала неловкость – мол, человек погиб, а она тут о тряпках беспокоится.

– Там в кармане пропуск лежал, – добавила она. – Мне он очень нужен. Мне без него на работу не попасть.

В это время второй, низенький полицейский вытащил откуда-то из-под лежащего тела пластиковый пакет и заглянул в него.

– Какого цвета ваша куртка? – спросил он, как актер на детском утреннике.

– Брусничного, – ответила Лена и пояснила на всякий случай: – Темно-красного.

– Есть такое дело! – Низенький полицейский вытащил из пакета Ленину куртку.

– Вот она, такая куртка! Действительно, темно-красная! Так что слова гражданки подтверждаются!

Лена потянулась было за курткой, но полицейский отступил, строго взглянув на нее:

– Это вещественное доказательство! Мы вам ее отдать не можем! Не положено!

– Но, может, тогда хоть пропуск отдадите? – жалобно проговорила Лена. – Мне пропуск очень нужен, меня без этого пропуска на работу не пустят.

– Вещественное доказательство, – повторил низенький полицейский не так уверенно, но к нему тут же обратился второй, высокий:

– Да ладно тебе, Валентин, какое это доказательство? Видно же, что это ни при чем! Отдай девушке пропуск, у нее и правда неприятности могут быть. А мы ее координаты так и так записали, так что найдем, если понадобится.

– Ну если записали, тогда ладно, тогда мы действительно найдем, ежели что… – И низенький полицейский принялся ощупывать Ленину куртку в поисках пропуска.

Лена почувствовала неприятное ощущение, как будто это ее он ощупывает короткопалыми руками.

– Да отдай ты ей куртку! – каким-то усталым голосом сказал напарнику высокий полицейский. – Понятно же, что никакое это не вещественное доказательство!

– Отдать? – низенький взглянул на Лену с сомнением, потом перевел взгляд на своего напарника и протянул: – Правда, что ли, отдать?

Высокий полицейский ничего не ответил, только посмотрел очень выразительно.

Низенький сложил куртку и протянул ее Лене:

– Ладно, возьмите. Только вы пока никуда из города не уезжайте, может, у нас к вам какие-то вопросы появятся, так чтобы вы всегда были в пределах досягаемости.

– Да я никуда и не собиралась уезжать… – Лена взяла куртку под мышку и пошла прочь. Надевать куртку на себя ей совсем не хотелось, было у нее какое-то неприятное чувство.

И еще у нее перед глазами так и стояла эта картина – что-то бесформенное, накрытое простыней, и торчащий из-под этой простыни лакированный ботинок.

В машине она развернула куртку, чтобы достать из кармана пропуск, и поняла, что больше никогда ее не наденет.

Куртка была невероятно грязна, там, возле тела, на свету, Лена не сразу это заметила. А теперь вспомнила Катькины слова про Валеру, который топтал эту куртку ногами, и убедилась, что это правда, вон они, следы-то.

Лена тут же устыдилась – человека убили, а она из-за куртки злится. Мысли ее обратились к несчастной Катьке. Как же так получилось? Средь бела дня, когда вокруг куча народу…

Тут она вспомнила, как врач ругался с этим слесарем, который перетащил Катьку на улицу из щитовой. Стало быть, убили ее в этой самой щитовой (Лена по работе знала, что это такое). Но как Катька там оказалась? Заманили ее, что ли? Непохоже. Из недолгого общения с бывшей одноклассницей Лена поняла, что Катька – девица тертая, просто так ее никуда не заманишь, она не девочка все же, которую можно конфеткой приманить…

Тут ее размышления прервал звонок телефона.

– Дроздова, где тебя носит? – орал в трубку шеф. Слышно было, что он на пределе.

– Я на объекте, Игорь Саныч, – на голубом глазу соврала Лена, – мы же в пятницу договаривались.

В пятницу шефу позвонила очередная подружка, и он ушел с обеда, так что Лена твердо знала, что разбираться он не станет.

– Ты конкретно где? – Шеф сбавил обороты, но Лена прокричала, что связь плохая, и отсоединилась.

Потом она выбросила из головы все посторонние мысли и сосредоточилась на дороге.

Вера Сомова хотела свернуть на тропинку, чтобы срезать дорогу, но вовремя опомнилась. Нет уж, теперь никаких уединенных тропинок, никаких срезаний, она будет ходить по главной дороге, пусть так и дольше. Ну это же надо такому случиться, чтобы человека зарезали прямо на территории больницы!

К своей сменщице Катерине Супруновой Вера не испытывала теплых чувств. Разумеется, такой смерти она ей не желала, но Катька вечно раздражала ее своей безответственностью и совершенным разгильдяйством. Не то чтобы Вера так уж переживала за больных, которые рисковали получить от Катьки неквалифицированную медицинскую помощь, нет, больные Веру волновали мало. Ее очень напрягало, что Катька вечно опаздывает, постоянно бегает курить, что часто ей звонят по телефону разные мужские голоса, а еще она покупает себе нарядные яркие тряпки и живет, по ее же собственному выражению, исключительно для себя, любимой.

Вот этому-то Вера безумно завидовала, поскольку она жила совершенно по-другому. У Веры была семья – муж и свекровь. Она была замужем больше пяти лет и успела убедиться, что муж ее совершеннейший козел. Все-таки она была медиком и умела смотреть правде в ее неприятное лицо. Муж был неказист, неумен и трусоват. И зарабатывал мало. Словом, от него не было толку как днем, так и ночью.