Венец многобрачия - [5]

Валентина Сергеевича выписали после небольшого улучшения. Он встал с постели, мог одеваться, есть и еще делать разные вещи, но, по-моему, до самого конца жизни так и не понял, кто я такая и что делаю в его квартире. А вот Горация он, несомненно, узнал. И все оглядывался растерянно и бродил по трем комнатам, как будто они пустые. Когда до меня дошло, что он ищет маму, то слезы хлынули из глаз ручьем, а я никогда не плачу, это знают все мои знакомые. Я пыталась объяснить Валентину Сергеевичу, что же случилось, но он не понимал. А потом привык, что в квартире с ним только я и ротвейлер. Понемногу старик окреп и даже выходил на балкон с Горацием. Но в основном сидел в кресле, бездумно уставившись перед собой невидящими глазами, а Гораций лежал рядом и дремал. Так мы прожили четыре месяца и, скажу честно, старик не доставлял мне особых хлопот. Навещал его только один человек, старый приятель, тоже профессор, Юрий Ермолаевич.

– Пропала голова, – бормотал он, – вы себе не представляете, какая у него была голова, ах ты, Господи!

По поводу аварии звонила мне следователь с грозной такой фамилией, Громобоева, что ли. Интересовалась, не пришел ли потерпевший в себя. Я ответила, что у потерпевшего плохо с памятью, то есть он не только ничего не помнит, но и не говорит. А когда я, в свою очередь, поинтересовалась, почему аварией занимаются следственные органы, ведь в ГАИ считают, что виноват Валентин Сергеевич, он не справился с управлением на перекрестке, следователь хмыкнула и пробормотала, что ГАИ, возможно, ошибается, потому что машина, столкнувшаяся с «Жигулями» потерпевшего, оказалась угнанной, водитель с места происшествия скрылся, но хозяин машины представил правдивые доказательства, что ее у него угнали за сутки до этого. Машину нашли через два дня брошенной на стоянке, следов никаких не осталось. Откровенно говоря, расспрашивала даму-следователя я просто так, для разговора. Мне не было дела до того, как случилась авария, ведь Валентину Сергеевичу это никак не помогло бы.

По прошествии четырех месяцев Валентин Сергеевич умер от кровоизлияния в мозг.

«Последствия аварии», – сказали врачи.

Олег очень помогал мне с похоронами. И хотя за это время он успел не то что бы жениться, но кого-то себе завести, все равно считал своим долгом меня опекать.

После похорон начались неприятности с Горацием. Не понимаю, каким образом, но когда Валентин Сергеевич лежал в больнице, пес знал, что хозяин вернется, и воспринимал мое присутствие снисходительно. Но после смерти Валентина Сергеевича, хоть я и врала Горацию безбожно, что хозяин жив, только подлечится и вернется, ротвейлер все понял и возненавидел меня ужасно.

«Его нет, а ты здесь, – говорил его взгляд, – лучше бы тебя не было».

Нервы мои после всего пережитого были не в порядке, я не смогла найти правильную манеру поведения с собакой. Мы ссорились, и однажды Гораций меня покусал. Здорово, до крови.

Олег вышел из себя и сказал, что это – последняя капля.

– Так больше продолжаться не может! – кричал он, забинтовывая мне руку. – Это опасно, наконец.

– И что ты предлагаешь? – устало спросила я.

– Его надо усыпить!

– Да? Вот так просто взять и усыпить абсолютно здоровую собаку! Только потому, что он мне мешает? И как ты это себе представляешь? Я сейчас возьму Горация и повезу его в клинику? Или, возможно, это сделаешь ты?

– Я не могу, – угрюмо произнес Олег, – мне жалко. И вообще, можно вызвать сюда. Есть такая служба, приедут и заберут.

– Угу. И кто будет звонить? И кто заведет его в фургон? Ты не можешь, а я, значит, могу? А ты подумал, каково мне потом будет жить в этой квартире, если единственную просьбу Валентина Сергеевича я не выполню? Значит, квартиру и дачу я беру, а собаку – на помойку?

– Но ведь он загрызет тебя до смерти!

– Да ладно тебе, не пугай!

Когда Олег ушел, я нашла Горация возле пустого кресла его хозяина. Он смотрел виновато.

– Ага, значит, совесть заела? Это кто сделал? – Я показала забинтованную руку.

Гораций тяжело вздохнул и отвернулся.

Когда я немного разобралась с делами, то отправилась в Сбербанк и с изумлением узнала, что у Валентина Сергеевича, оказывается, лежит там куча денег. То есть это по моим масштабам. Разумеется, на эти деньги нельзя было бы прожигать жизнь где-нибудь на Гавайях, но их вполне хватит, чтобы не работать целый год, да еще и на черный день останется. Года мне много, а вот несколько месяцев спокойной жизни очень даже нужны. Потому что, вместо того чтобы портить глаза за компьютером, переводя малограмотные детективы и рекламу косметики или вдалбливать в тупые школьные головы неправильные глаголы, я смогу заняться по-настоящему интересным делом. Имея столько свободного времени, я наконец закончу перевод своего любимого Бельмона.

Аристид де Бельмон, «Утраченная добродетель».

Самый потрясающий любовный роман, который мне довелось читать в своей жизни. И хоть автор его жил в семнадцатом веке, куда до него всяким современным дамам! К тому же еще красочное описание характеров, увлекательная интрига, богатый и образный язык! Я просто обязана донести все это до российского читателя.