Венец королевы - [27]

Они поднялись наверх и вошли в комнату Джека. Кейн тоже был там.

— Столько народу мне мешает, — отрывисто бросил Уоррен, даже не глядя на них: он был занят человеком, чья жизнь сейчас зависела от него.

— Гордон, вам и Кейну лучше отсюда уйти, — сказал Бэрридж, тронув Трэверса за рукав. — Нас здесь трое врачей, и вы тут совсем ни к чему. Пусть Кейн пока побудет в коридоре на тот случай, если нам что-нибудь понадобится.

Трэверс сделал знак Кейну, и они вышли. Секретарь устроился на подоконнике напротив двери. Трэверс тоже остался в коридоре; он стоял, повернувшись к окну, и глядел куда-то в темноту; лицо его хранило замкнутое и отсутствующее выражение. Однако, когда через полчаса Бэрридж вышел в коридор, он обернулся на звук открывающейся двери так быстро, словно все время ждал этого.

— Он пока без сознания, но Уоррен ручается за его жизнь, — сказал Бэрридж. — Как это случилось?

— Его пес лаял и не давал мне спать, — ответил Кейн. — Я пошел к нему и обнаружил, что он лежит на полу, как мертвый.

— Мы с Уорреном побудем здесь до утра, а там посмотрим.

— Может быть, отправить его в больницу? — спросил Трэверс.

— Уоррен говорит, что в этом нет необходимости. Кейн, идите спать, вы нам больше не понадобитесь.

Секретарь ушел.

— Собака спасла Джеку жизнь, — заметил Бэрридж. — Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы он оставался один до утра.

— Когда он отравился?

— Вечером. Вы думаете, он сам отравился?

Трэверс удивленно взглянул на Бэрриджа.

— Разумеется. А вы считаете, что кто-то из нас подсыпал ему яд?

— Для того, чтобы травиться, нужна веская причина.

— Это моя вина, — признался Трэверс. — Вчера я выставил его вон и, должен сознаться, сделал это довольно грубо. Не следовало говорить с ним так при всех, но я хотел избежать объяснений и поэтому специально отказался от его услуг в присутствии посторонних. Здесь и мистер Харт был… Если бы я знал, к чему это приведёт! Я ведь не предполагал, что на него это так подействует!

— За что вы его выгнали? Думаете, это он пытался украсть диадему?

— К сожалению, я не думаю, а знаю. Когда в ту ночь я вышел в коридор и открыл дверь его комнаты, Джека там не было. Его кровать была даже не разобрана — он еще не ложился.

— Полиции вы сказали, будто видели его спящим.

— Я, что называется, дал ложные показания. Они сразу заподозрили в краже Картмелов и могли засадить Джека в тюрьму.

— А дальше что было?

— Обнаружив, что Джека нет, я спустился по винтовой лестнице, чтобы проверить, заперта ли дверь. Засов был задвинут.

— Гордон, зачем вы туда пошли? Вы его в чем-то подозревали?

— Нет, я тогда совсем другое подумал. Его отец давно здесь крутился, один раз он избил Джека, когда тот в воскресенье возвращался из города. Джек это скрывал, сказал, что сам упал и расшибся. После этого он был какой-то запуганный. Отец держал его в страхе, и я подумал, что он принудил его встретиться с ним. Убедившись, что дверь закрыта и, следовательно, Джек в доме, я спокойно вернулся к себе и лег спать. Подумал, что он, вероятно, в библиотеке, ведь он любил читать и однажды я застал его там за полночь. Джек боялся отца и уступил его требованиям. Совершенно очевидно, что он впустил отца через ту дверь, которую запирали только на засов, после чего засов снова задвинул. Пока я ходил, они убежали из моего кабинета, так как услышали мои шаги и испугались, что я зайду туда. Воспользоваться винтовой лестницей они из-за меня не могли, а другие двери были заперты на ключ, поэтому они убежали через оранжерею. Впрочем, Джек остался, удрал только его отец. Или они выбежали оба, а потом, убедившись, что все тихо, Джек вернулся.

— А убийство?

— Мне кажется, дело было так: под вязом Картмела-старшего ждал сообщник. Картмел явился с пустыми руками, сообщник заподозрил, что тот утаил добычу и обманывает его. Началась драка, закончившаяся убийством. Я специально сказал Джеку о смерти отца до того, как инспектор стал его допрашивать, иначе он от неожиданности мог бы выдать себя, он и так был на пределе. Удрать он не решился, так как его бегство сразу вызвало бы подозрение. Возможно, он надеялся, что я не стану обращаться в полицию, раз диадема осталась на месте. Когда в доме появились полицейские, он стал сам не свой. Я-то видел, что он был таким еще до того, как узнал от меня о смерти отца, а инспектор, к счастью, добрался до него уже после этого, и его состояние можно было целиком приписать потрясению от известия об убийстве.

— Но Джек должен был догадываться, что вам все известно. Ведь он знал, что вы побывали в его комнате.

— Не обязательно. Он мог думать, что я впустил к нему собаку после того, как он вернулся к себе и лег. Я же не сказал, в котором часу это было. А насчет высокого человека он, вероятно, считал, что либо мне померещилось, либо там действительно кто-то прошел, но не хочет в этом сознаваться. Хотя не знаю… Может быть, он догадался, что я его покрываю. Иногда он так странно смотрел на меня… А вчера, когда я его выгнал, он, конечно, все понял.

— Почему вы выгнали его именно вчера?

— Мне позвонили и сказали, что дело прекращено. Тюрьма Джеку, таким образом, больше не грозила, и я его выставил. Все-таки он пытался меня обокрасть.