Венец королевы - [12]

Глава VII

Войдя в конюшню, Трэверс обнаружил, что стойло Халлы пусто, а оба конюха на месте.

— Кто на ней уехал? Кейн?

— Нет, сэр, Халлу взял мистер Картмел.

— Вы дали ему сесть на эту бешеную тварь?! Он же не умеет ездить!

— Сэр, он сам ее выбрал, — ответил конюх. — Я ему говорил, что кобыла с норовом.

Трэверс вскочил на рослого вороного жеребца.

— Куда он поехал? — спросил он сквозь зубы, вырывая поводья из рук конюха.

— К озеру, сэр, по розовой аллее.

От сильного удара хлыстом не привыкший к подобному обращению жеребец встал на дыбы. Трэверс ударил снова — захрапев, конь стрелой помчался по аллее.

— Красиво скачет, — сказал подошедший вместе с Кейном Бэрридж, любуясь распластавшейся в стремительном беге лошадью.

— Сэр Трэверс догоняет мистера Картмела, который уехал на Халле, — пояснил перепуганный конюх.

— На Халле? — крикнул Кейн. — Какой идиот дал ему Халлу?!

Он одним прыжком взлетел в седло приготовленной для него лошади (все они собирались на верховую прогулку) и помчался за уже исчезнувшим в конце аллеи Трэ-версом. Бэрридж держался в седле значительно хуже и, решив, что такие гонки не для него, остался на месте.

— Почему они всполошились из-за того, что Картмел сел на Халлу?

— Халла очень капризна, сэр, иногда начинает беситься ни с того ни с сего. Я предупредил мистера Картмела, но он уперся и все тут. На вид-то Халла смирная. И красивая, серая в яблоках, наверное, этим она ему и приглянулась. Не мог же я не дать ему лошадь, — оправдывался конюх.

Бэрридж вышагивал взад-вперед возле конюшни. Вынужденное бездействие тяготило его, и он уже решил было поехать тоже, когда на аллее наконец показался всадник на вороном коне. Жеребец тяжело поводил боками. Трэверс как-то неловко соскочил на землю, бросил поводья подбежавшему конюху и поморщился.

— Эта тварь задела мне руку копытом, — сказал он Бэрриджу.

— А Джек?

— Отделался легким испугом и синяками. Если вы рассчитывали заполучить кого-нибудь из нас себе в пациенты, вас ждет разочарование, — пошутил Трэверс. — Нам вполне хватит помощи мистера Уэйна.

В субботу вечером Кейн по дороге в город заехал в клинику к Бэрриджу, чтобы взять новый медицинский справочник для доктора Уэйна.

— Как у Гордона с рукой? — спросил Бэрридж.

— Мистер Уэйн сказал, что опасаться нечего. С рукой у сэра Трэверса все в порядке…

— Кейн, вы говорите похоронным тоном, и вид у вас мрачный. Что случилось?

— У нас творится нечто странное, — угрюмо сказал Кейн. — Картмел совершенно рехнулся, в него будто бес вселился. Весь вечер после истории с Халлой он был нем как рыба, а на следующий день с утра стал непрерывно хамить всем подряд, особенно сэру Трэверсу. И это после того как тот спас его! Без сэра Трэверса Халла затоптала б его, если не насмерть, то уж изувечила бы точно. Она его, конечно, сбросила. Я видел: он лежал на земле прямо под передними копытами вставшей на дыбы лошади. Его спасло лишь вмешательство сэра Трэверса.

— Вы не преувеличиваете? Может быть, все дело в том, что Джек недостаточно хорошо воспитан?

— Судите сами. Сегодня утром к нам зашел мистер Харт. Мисс Алиса была в светло-зеленом платье, и мистер Харт сказал, что оно ей очень к лицу. Вдруг Картмел громко заявил, что такой цвет любое женское лицо делает похожим на недозрелое яблоко. Это было очень грубо и очень глупо. Сэр Трэверс, желая обратить все в шутку, сказал, что у Джекам плохой вкус и он ничего не смыслит ни в цветах, ни в женщинах. На это Картмел ответил, что вряд ли представители рода Трэверсов имеют основания считать, что сами хорошо разбираются в женщинах. Это было явным оскорблением. Раз он так сказал, значит, он знает о разводе сэра Трэверса и о неудачном втором браке его отца. Сэр Трэверс даже опешил от такого нахальства. Тут вмешался доктор и с помощью мистера Харта кое-как это уладил. Доктор любит мир в доме… Если бы не он, сэр Трэверс, по-моему, выгнал бы Картмела. Парень сделался совершенно невыносимым, такого от него не ожидал даже я, хотя мне он с самого начала не нравился.

— Да? Почему же он не нравился вам с самого начала?

— Как вам сказать… У меня иногда возникает ощущение, что он какой-то не настоящий.

— Играет роль?

— Не совсем. Вернее, не всегда. По-моему, кое-что он делает в расчете на сэра Трэверса, чтобы произвести на него хорошее впечатление.

— Вы считаете это предосудительным? Он же находится у него на службе и живет в его доме.

— Да, конечно, но это не совсем то, о чем вы думаете. Мне трудно объяснить…

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что он, как говорится, втирается в доверие?

— Кто его знает… Иногда на него будто что-то находит, и тогда он становится совсем другим. Как дикий волчонок.

— Делается грубым?

— Нет. Угрюмым и неразговорчивым, старается уйти куда-нибудь. Но такого, как сейчас, раньше не было.

— Вы наблюдательны.

Кейн улыбнулся, сразу став похожим на очаровательного пирата. Когда он держался на сугубо официальных позициях, то производил впечатление хорошо вымуштрованного и отлично знающего свое место секретаря, у которого собственное «я» запрятано так глубоко, что внешне никак не проявляется. Однако в доме Трэверса такая официальность от него не требовалась. Однажды Бэрридж в разговоре с Трэверсом сказал про Кейна, что он прекрасный работник и назвать его идеальным секретарем мешает лишь одно обстоятельство: иногда у него в глазах бегают чертики. Сначала при Бэрридже Кейн загонял своих чертиков в глубину, но потом почувствовал, что это необязательно.