Вельяминовы. Время бури. Книга 1 - [13]

Миньян начинался в семь утра. Многие дети торопились в школы. Доктор Горовиц приподнимал шляпу, раскланиваясь со знакомыми малышами. Он всегда, был ласков и терпелив на осмотре, и славился легкой рукой. Даже после уколов маленькие пациенты не плакали. В медицинском кабинете Хаим устроил игровую комнату. В потрепанном, докторском саквояже лежал пакетик леденцов.

– Немного сладостей, – улыбался доктор Горовиц, – еще никому не повредили. Тем более детям, аккуратно чистящим зубы.

Он сверился с блокнотом. Сегодня день был легким, без операций. После миньяна он принимал девочек из школы Мадонны Милосердной, а потом шел на вокзал Гранд-Централ, встречать младшего сына. Меир приезжал экспрессом из столицы. Хаим отменил вечерних пациентов. Доктору хотелось побыть с мальчиком. Он провел рукой по еще густым, светлым, поседевшим волосам.

– Пятьдесят шесть, – подумал он, – я выгляжу моложе. Внук осенью появится, или внучка…., – он решил выпить еще чашку кофе. Хаим, согласно правилам, не завтракал перед молитвой. Минху он читал у себя в кабинете, а на вечернюю службу тоже заглядывал в Зихрон Эфраим, когда у него оставалось время после приема или операций. Старики, ходившие на молитву, советовались с ним о болезнях. Хаим, вспоминая отца, внимательно их выслушивал. Доктор Горовиц, называл их стариками, иногда напоминая себе, что и он сам немолод. Рав Горовиц, весело, говорил:

– Я тоже когда-нибудь стану стариком, милый. И я, и ты, и Натан, и даже мама твоя и сестры…, – на кухне было чисто. Миссис Якобсон, приходящая кухарка и уборщица, вчера приготовила обед, оставив тарелки в рефрижераторе от General Electric. Открыв дверцу, Хаим посмотрел на салаты, холодного цыпленка и шоколадный, немолочный торт. Он соблюдал кашрут, на Манхэттене такое было легко. Вокруг Центрального Парка красовалось два десятка кошерных ресторанов.

– Пойдем с Меиром к Рубену, на Пятьдесят Восьмую улицу – весело подумал Хаим, – поедим солонины, хлеба ржаного, огурцов…, – после смерти жены он с детьми, по воскресеньям, всегда обедал у Рубена. Даже когда они выросли, на каникулах, Хаим водил в ресторан всех троих. В Нью-Йорке учился только старший, Аарон. Эстер и Меир уехали, дочь в Балтимор, в университет Джона Хопкинса, а младший сын, в Гарвард.

Аарон, на следующей неделе, возвращался домой. Получив звание раввина в Еврейской Теологической Семинарии, старший сын отправился в Палестину, учиться в ешиве Судаковых. Ешиву так называли до сих пор, хотя покойный Бенцион, подумал доктор Горовиц, после бар-мицвы ни разу не переступал ее порога.

– Словно с вином, – Хаим достал из шкафа старую, медную турку, – мы давно землю Маншевицам продали, при жизни папы с мамой, а все равно, каждый раз я в кошерном магазине слышу: «Вино Горовицей». Маншевицы, наверное, обижаются…, – точной рукой врача Хаим насыпал ровно столько кофе, сколько он любил.

Землю рав Джошуа продал после хупы Натана. Женившись на одной из Бергеров, сын остался в Святой Земле. Хаим собирался изучать медицину.

Доктор Горовиц стоял над газовой плитой. Он был в отца, невысокий, легкий, и глаза у него тоже оказались серо-синие.

– У Меира с Эстер похожие, – он вылил кофе в чашку, – но только у Эстер светлые волосы. Мальчики темноволосые. Меир в меня, маленького роста, а Эстер с Аароном в мать пошли, высокие…, – он прошел в гостиную.

Доктор Горовиц, иногда, спрашивал себя, для чего ему нужна квартира в десять комнат, с двумя балконами, выходящими на Центральный Парк, со столовой, где могло усесться полсотни человек, с мраморными каминами, и тремя ванными. Воздух охлаждался кондиционером, до войны Хаим установил телефон. После смерти Этель доктор Горовиц остался один, с тремя детьми на руках. В этой квартире он вырастил малышей, здесь умерли его родители. Хаим не мог продать апартаменты. Он утешал себя тем, что старшему сыну двадцать шесть.

– Не женился на Святой Земле, но такое не страшно. Натан женился…, – дальше Хаим обычно не думал. Ему, до сих пор, было больно.

– Женится здесь, – сказал себе доктор Горовиц, – пусть невестка сюда переезжает. Я найду холостяцкую квартирку. Возьму отпуск, поеду к Эстер, в Амстердам…, – в университете Хопкинса дочь специализировалась по акушерству и гинекологии. Год назад, едва успев получить диплом, она вышла замуж за Давида Мендеса де Кардозо.

Доктор Кардозо, не достигнув тридцати, издал пять книг, защитил докторат, и преподавал в Лейденском университете. Как и его покойный отец, Давид занимался эпидемиологией. Профессор Шмуэль Кардозо работал с профессором Говардом Рикеттсом, изучавшим пятнистую лихорадку Скалистых Гор. Риккетс и Кардозо открыли переносчика ее бактерий, древесного клеща, а потом заинтересовались тифом.

– Успели понять, что тиф передается через насекомых, – доктор Горовиц курил, глядя на фотографию дочери и ее жениха под хупой, – только не знали, через каких. Через два дня сами заразились тифом, в Мексике, и умерли. Давид в два года отца потерял. Профессор Николь только восемь лет назад получил Нобелевскую премию за исследования по тифу. Вши виноваты, кто бы мог подумать…, – доктор Горовиц болел тифом, на войне. Он пошел в армию, полевым хирургом, и участвовал в битве на Марне.