Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - [38]

— Я, как помнишь, — ворчливо ответил Джованни, — в Макао их обоих на руках часами носил, когда у них колики были. Спи, ради Бога, и чтобы завтра не смела, вскакивать раньше меня.

Я, когда с Питером буду уезжать, дверь запру и ключ Марте отдам — когда выспишься, она тебя выпустит.

Мияко счастливо, тихо, рассмеялась, и задремала, уткнувшись лицом ему в плечо.

Марта села на край кресла и погладила каштановые волосы сына. «Если б ты сначала ко мне пришел, — ворчливо сказала она, — ничего бы этого не было. Кольцо-то покажи».

Мужчина порылся в кармане и протянул ей мешочек. «Красивое, — хмыкнула Марта, — ну, впрочем, что отец твой, что ты — в драгоценностях всегда разбирались. И правильно Констанца тебе сказала — подожди. Мы с твоим отцом так друг друга любили, что ничего вокруг себя не видели. Он же за Большой Камень ходил меня искать, так же и у тебя случится».

— Ну, надеюсь, что мне не придется на Москву ехать за женой, — пробормотал Питер.

— А сего ты не знаешь, — мать все гладила его по голове. «Придется, и поедешь. И в Индию поедешь, или еще куда. Тебе двадцать два сейчас, твой отец на год старше был, как Изабеллу полюбил. Погоди, говорю тебе».

— Семью хочу, матушка — тихо ответил мужчина. «Вы женщина, вам этого не понять».

— Отчего же не понять, — вздохнула Марфа. «Ты, как твой отец — он тоже шлюх не брал никогда».

— И я бы не брал, да… — Питер покраснел.

— Ну, вот женишься на хорошей девушке, и все это забудешь, — Марфа обняла сына и ласково сказала: «Правда, милый, придет еще твое время».

Питер поднял синие глаза и попросил: «Вы только осторожней там, в Картахене, матушка, пожалуйста. Не лезьте, — он улыбнулся, — на рожон».

— Да уж не бойся, — рассмеялась Марфа, — в женском монастыре размахивать пистолетом не буду. Давай, ложись, а то тебе завтра с Джованни еще в деревню ехать».

— Очень, очень хорошая цена, — уверил ее сын. «И даже своя пристань есть, ну, как у нас».

Марфа поцеловала его в щеку и велела: «В постель, и чтобы никаких бумаг перед сном не смотрел, понятно?».

Она перекрестила сына и, выходя, подумала: «Ну, сложится все у него. А что Констанца ему отказала, — так оно и к лучшему, ей шестнадцать лет всего, совсем девочка еще».

Констанца затянулась и сказала: «Очень вкусно. Трубка мне не нравится, папа Джон курил иногда, а тут — розами пахнет, а не табаком».

Марфа приняла наконечник слоновой кости, и, глядя на огонь в камине, улыбнулась: «А Хосе, ну, Джозеф, не по душе тебе?»

Констанца зарделась, и, подобрав под себя ноги, укутав их мехом, ответила: «По душе, и Питер, тоже ну, как друзья, понимаете. А так, — она помедлила и неожиданно горько продолжила, — кто на меня посмотрит, я ведь некрасивая».

— Не за красоту любят-то, — отозвалась старшая женщина. «Жена отца твоего приемного, синьора Вероника, какая красавица была, а потом Орсини ей все лицо изуродовал, изрезал, шрам на шраме, одни глаза остались. А твой отец ее так любил, — ну, сама знаешь, Джон рассказывал тебе».

Констанца кивнула, и, теребя кружева на рубашке, сказала: «Мне кажется, что я нравлюсь одному человеку. И он мне тоже, очень».

— Ну вот и скажи ему, — Марфа ласково потрепала рыжие косы. «Скажи, не бойся. Твоя матушка вон — чуть ли не босиком из дома ушла, чтобы отцу твоему сказать, что любит его.

Так же и ты».

Констанца сплела нежные пальцы и решительно тряхнула головой: «Скажу».

Хосе посмотрел на Лондонский мост и подумал: «А ведь я боюсь. Странно — казалось бы, это мои бабушка и дедушка, моя кровь, а все равно — боюсь».

Темза играла под осенним солнцем, и юноша залюбовался серыми, прозрачными волнами.

«Жалко, конечно папу оставлять, — Хосе все глядел на реку, — однако у него Мияко-сан есть, двойняшки, да еще и Полли приедет, с мужем своим, папа сказал, в следующем году. А я учиться отправлюсь. Двадцать четыре года, — он вздохнул — и опять учиться. Ну, ничего, на жизнь я себе всегда заработаю, а, как сделаю все, что надо — тогда женюсь. Иосиф, — он усмехнулся. «Папа сказал, отца моего Давид звали. Давид Мендес де Кардозо».

Он помахал рукой отцу, что выходил из лодки, и стал спускаться к пристани.

— Питер на склады свои отправился, это дальше, вниз по течению, — указал рукой отец. «Дом отличный, купчую мы подписали, так что на следующей неделе можно переезжать. Мебель там есть, Питер обещал с тканями помочь, так что — Джованни улыбнулся, — все хорошо складывается.

— Розы весной посадишь? — рассмеялся Хосе.

— И розы, и скамейку сделаю, и лодку заведем, и пони для детей — там конюшня есть. Деревня рядом, и до усадьбы миссис Марты — мили три не больше, — отозвался отец.

Хосе помолчал и решительно сказал: «Я ведь от вас уеду, папа. Не потому что…»

Отец потрепал его по черному затылку: «Да понимаю я все. Наш дом — твой дом, и так будет всегда. А ты давай, женись, и чтобы у меня внуки еще были». Джованни рассмеялся.

— Страшно, — сказал тихо юноша. «Я ведь отца своего, настоящего, и не помню совсем, только выстрелы и костер. Мы ведь, папа, ничего не знаем о том, что происходит с памятью — наверное, когда случается что-то ужасное, эти переживания вытесняют все остальное. Тем более у детей.