Вельможная Москва. Из истории политической жизни России ХVIII века - [9]

Но имелась и другая, тайная, сторона жизни Петра Панина в Москве, которую даже «надежные люди» Волконского заметить не могли в силу ее полной конспиративности. Шифрованная переписка генерала с Денисом Ивановичем Фонвизиным, секретарем и ближайшим сотрудником Никиты Ивановича Панина в Петербурге — это ценный эпистолярный комплекс, который исследован в наши дни историком О. Ф. Соловьевым. Письма Фонвизина с февраля 1771 по август 1772 гг. предоставляли Петру Панину подробную информацию о политической жизни двора, о ходе войны с Турцией, передвижениях чиновников по службе. По приказу Никиты Ивановича, Фонвизин снимал копии с многочисленных документов, проходивших через Коллегию иностранных дел, особенно с инструкций императрицы послам России за границей и отчетов последних в Петербург, донесений с театра военных действий, докладов братьев Орловых и других противников Паниных, и через специальных курьеров отправлял их в Москву Петру Ивановичу. Заметьте — Денис Иванович передавал государственную информацию секретного характера частному лицу. На такое вопиющее нарушение служебных инструкций, Фонвизин мог пойти лишь, будучи уверен в своей безнаказанности. Такую уверенность давала надежда на скорое изменение положения «царствующей особы» на российском престоле. Главную роль в грядущих переменах сторонники наследника отдавали Петру Панину.

Кем же был человек, который, находясь в отставке и внешне пребывая не у дел, держал в своих руках нити обширного государственного заговора и двигал из старой столицы, как марионеток на сцене, фигуры в Петербурге?

Петр Иванович Панин родился в 1721 г. в семье генерал-поручика И. В. Панина и А. В. Эверлаковой. В возрасте 14 лет Петр Панин был определен в Измайловский полк капралом, а уже через год переведен в армию, действовавшую против турок. Шестнадцатилетним юношей он участвовал во взятии Перекопа и Бахчисарая. Раннее начало военной карьеры и не просто в полку, а на театре боевых действий наложило тяжелый отпечаток на характер молодого Панина. Пока его старший брат Никита Иванович пребывал в Данциге, где служил отец, или находился при дворе Елизаветы Петровны в качестве камер-юнкера, младший проходил кровавую школу. При железной воле Петра Ивановича, как отмечали современники, его отличали грубость, несдержанность, высокомерие и жестокость.

В 36 лет Панин стал генерал-майором, имея за спиной кампанию со Швецией. В годы Семилетней войны он отличился почти во всех крупных сражениях: при Грос-Егерсдорфе, Цорндорфе, Кунерсдорфе и взятии Берлина. При Ландберге его контузило, но жестокий к другим, Панин оказался беспощаден и к себе, и уже через несколько дней он встал в строй. По окончании войны в 1762 г. Петр Иванович был назначен губернатором Восточной Пруссии, отсюда потянутся его связи с прусским масонским братством. Взлет в его карьере начался после переворота 1762 г., в котором одну из руководящих ролей играл его брат — Никита Иванович. Петр Иванович за свои заслуги в минувшую войну был награжден чином генерал-поручика, орденом св. Александра Невского и получил шпагу с бриллиантами. В последующие годы императрица пожаловала Панина в сенаторы, возвела в графское достоинство и сделала членом Государственного Совета.

От брака с первой женой А. А. Татищевой генерал имел 17 детей, которые умирали в младенчестве. Заставляя болезненную женщину снова и снова рожать, он в конце концов свел ее в могилу. В 1767 г. Панин опять женился, теперь на фрейлине М. Р. Вейдель, принесшей ему пятерых малышей, из них выжили только сын Никита, будущий канцлер, и дочь Софья.

После отставки Москва приняла Петра Ивановича как незаслуженно обиженного героя войны, и генерал блестяще воспользовался своим положением. При всяком удобном случае он старался задеть Волконского и выставить московские власти в невыгодном свете. В декабре 1772 г. скончался старый друг Панина — тоже крупный московский масон, фельдмаршал Петр Семенович Салтыков, который будучи московским генерал-губернатором во время Чумного бунта 1771 г., бросил старую столицу на произвол судьбы и уехал в свое имение Марфино. Императрица уволила Салтыкова в отставку. 26 декабря 1772 г. Салтыков умер, но Волконский не распорядился оказать покойному должные воинские почести. Тогда Панин приехал в Марфино и встал у гроба с обнаженным палашом, отказываясь уйти до тех пор, пока не прибыл почетный караул. Этим поступком Петр Иванович снискал большое уважение москвичей, быстро забывших позорное бегство Салтыкова и Старая столица превозносила благородное поведение отставного генерала.

С самого начала семидесятых годов в донесениях иностранных дипломатов при русском дворе мелькали отрывочные сообщения о том, что «низкие люди», — как писал 2 августа 1771 г. английский посланник Каскарт, — «желали свергнуть императрицу с престола под тем предлогом, что ей была вручена корона лишь на время малолетства сына, и возвести на престол великого князя, что они и намеревались исполнить в день св. Петра». Годом позднее новый британский посланник сэр Р. Гуннинг сообщал в Лондон 28 июня 1772 г. о цепи неудачных придворных заговоров, последний из которых был раскрыт буквально накануне его приезда в Петербург. Правительство удовольствовалось наказанием рядовых членов. Среди влиятельных лиц, «руководивших предприятием», назывались братья Панины и княгиня Е. Р. Дашкова, но Екатерина предпочла «не разглашать дела».