«Великое сказание» продолжается - [10]

Элитарность технократической программы "исцеления мира" постоянно видна в призывах Сарумана к Гэндальфу: изгоняй из мыслей "малых сих". "Пусть они ждут наших решений!" Проблемы, выдвинутые научно-техническим прогрессом, часто привлекали авторов социальных утопий и антиутопий. Не столь давно издательство "Радуга" выпустило на английском языке роман К. Уилсона "Паразиты сознания" (1967), который по трактовке этих проблем можно назвать апологией Сарумана. Хотя, на первый взгляд, может показаться маловероятной связь с технократическими идеями книги, рекомендующей эволюцию человека в качестве выхода из кризиса буржуазной цивилизации, связь эта лежит на поверхности. Сам мозг человека представляется Уилсону машиной, которую владелец использует недостаточно эффективно. Герой книги, Гилберт Остин, с помощью специальных приемов расширяет свои знания о возможностях этой машины и начинает применять её для непосредственного воздействия на материальный мир и для контроля над созданием других людей. Мозг делает ненужной технику, так как сам является универсальным техническим приспособлением. В тех случаях, когда его энергетические ресурсы все же недостаточны, применяется соединение мозговой машины Остина с мозговыми машинами его учеников. Тут уже возможности не ограничены: "посвященные" концентрированным усилием сознания заменяют двигатель ракетного аппарата, генерируют силовой луч, столкнувший Луну с орбиты, и т. д. Техническая элита подчиняет себе политическую власть и приводит дела человеческие к вполне сарумановскому благополучию под знаком Знания, Управления и Порядка.

Во "Властелине Колец" есть глава "Голос Сарумана", где описана последняя попытка мудреца превратить поражение в победу, разъединив противников. Голос Сарумана обладает гипнотической силой внушения, так как убеждает каждого участника разговора, что союз с Изенгардом был бы тому полезен. Речи Сарумана вместе с тем восхваляют его собственное великодушие, незлобивость, желание простить несправедливые обиды и вместе с элитой принять участие в трудах на благо мира. Вся книга Уилсона представляет собой такую же речь героя, желающего показать, как благотворно используется мозговая машина мудрым технократом; но гипноз сарумановского голоса в отношении читателя "Паразитов сознания" дает трещину: открытый антидемократизм, отвращение к простому человеку как опоре рутины и застоя в истории, иронические кивки в сторону "старомодности" понятий совести и уважения к человеческой личности - все это позволяет ясно видеть, что будущее, сотворенное для Земли героями Уилсона, - это Мордор. Технократия неотделима от элитарности, сциентизм закрывает путь к творчеству основной массе человечества.

Мудрец Гэндальф во "Властелине Колец" один среди волшебников заинтересован в обитателях захолустной Хоббитании, податливых, как масло, но упругих, как корни старого дерева. Он верит в их способность сопротивляться подчиняющей воле Кольца Всевластья и с "трудами маленьких рук" связывает надежду на его уничтожение. Решение вопроса о человеке проводит границу между Гэндальфом и Саруманом. Когда Гэндальф принимает титул Белого, окружающие замечают его сходство с Саруманом. "Да, я Саруман - Саруман, каким он должен был быть!" - восклицает он и становится вдохновителем и активным участником коалиции против Мордора. Его попытки привлечь к ней и Сарумана мотивируются не только прошлыми заслугами, но и "большой пользой, которую тот мог бы принести", если бы правильно употребил свои технические познания. Научно-технические достижения в той системе "присвоения", в которой они существуют, направлены против человека. Но в романе есть и нерушимые башни, и вечные дороги, и даже "палантиры" - своего рода телевизоры, созданные древними нуменорцами, жившими ещё без Колец. Они не несут на себе печати зла, могут служить и свету, и тьме, как служат разным началам башни-близнецы Минас Моргул и Минас Тирит.

Фантастический образ владельца Изенгарда имеет и другую ассоциативную сферу, уже не так непосредственно связанную с эпохой создания романа, актуализированную скорее более близкими нам по времени явлениями. Тень Сарумана встает в воображении, когда с авторитетной трибуны звучат слова о том, что порою наука попадает в руки лукавцев, обманывающих народ обещаниями, льстивых честолюбцев, вожделенно мечтающих о славе, слова о том, что в руках таких людей наука губит, умерщвляет, превращает в сточную яму природу, а значит, совершает убийство её и человека5. Может быть, именно эта ассоциация заставила Толкина назвать Изенгард "кладбищем беспокойных мертвецов"?

Образ Сарумана, как видим, актуален не только для 50-х годов. В наиболее общих и широких чертах он обращен ко всей технической эре. Саруман, каким он изображен, не раскроет перед читателем психологических глубин, не введет во внутренний мир "отцов" водородной или нейтронной бомбы, но он побуждает вынести им нравственную оценку. Принцип типизации, примененный в книге, тот же, которым Толкин восхищался в "Беовуль-фе", обобщение нравственного содержания, сочетание архитипических схем с индивидуальными деталями. "У воображаемых существ внутренний мир снаружи; они - зримые души", - писал о героях Толкина К. С. Льюис, его соратник по кружку "Инклингон". Во "Властелине Колец" это относится не только к эльфам и гномам. Почти все "волшебные" Персонажи ориентированы здесь на какой-то прообраз: Саруман - злой колдун, и этого достаточно, чтобы воображение вступило в действие.