Великое шевоше - [15]

Французские арбалеты оказались легче его собственных, но каких сил ему стоило поднять арбалет для выстрела. Он положил ложе самострела на защитное ограждение и попытался сфокусировать взгляд. Все плыло перед глазами. Робин вздохнул, прикрыв глаза, пытаясь успокоиться. Это не хитрое упражнение помогло — он смог прицелится. Выстрел оказался не точным. Целился в голову, а попал под коленную чашечку. Француз подкосился, взмахнув рукой. Этим моментально воспользовался сир Ральф. Его меч изменил траекторию, отсекая руку французу. Товарищи подранка не догадывались о появлении за их спинами стрелка, несчастье, постигшее солдата они приписали его неловкости.

Робин выстрелил второй раз и снова поразил цель. Вот тут французы всполошились, трое связали боем рыцаря, а два сержанта бросились на кастль. Робин успел застрелить одного, вогнав стрелу в грудь француза. А второй набросился на англичанина как коршун, широко размахнувшись рукой, крепко сжимавшей меч. Робин отбросил ставший бесполезным арбалет и инстинктивно шагнул вперед, подныривая под удар. Обхватив противника за туловище, ему удалось оторвать его от мостков. Француз кольнул его мечом в ногу. Не обращая внимания на боль в ноге, Робин сделал два самых трудных шага в своей жизни и с силой выбросил франка за борт. Тут силы покинули его. Он сел на палубу, прислонившись спиной к ограждению. Рану на ноге следовало перевязать, но Робин не мог даже пошевелить головой, не то, что склониться. Сразу же в голове раздавались удары молота и сильно давило на глаза. Хотелось замереть без движения. Через несколько минут Робин провалился в небытие.

Очнулся он от сильного удара по ребрам. Над ним склонился смутный силуэт человека. Грубо сорвав с Робина каску, он вытащил нож, отведя руку для удара.

— Смерть, — устало подумал Робин. Ему было все равно, лишь бы прекратилась мучившая его головная боль.

— Стой! — громкий окрик товарища остановил руку англичанина почти у самой шеи Робина.

Робин приоткрыл глаза, что бы увидеть человека, спешившего ему на помощь.

— Стой! Не убивай! Этот — наш! — во все горло вопил Николас.

— Какой же он наш? — засомневался солдат, глядя на куртку Робина.

На шум на кастле откликнулся сир Ральф, хромая на левую ногу он поднимался по ступенькам лестницы.

— Это мой человек, — подтвердил рыцарь.

— Но, сир, — запротестовал головорез из команды капитана Клерка, указывая на стеганку Робина.

"Далась ему эта куртка", — подумал Робин.

Рыцарь проигнорировал слова солдата, собравшегося обобрать Робина по праву победителя. Достаточно было одного взгляда сира Ральфа, что бы тот все понял, и от досады плюнув под ноги, отправился обирать других мертвецов. Солдат был в своем в праве — все, что взято в бою — твое по праву.

Робина бережно отнесли в трюм захваченного корабля, бережно уложив на твердый тюфяк. Раненному товарищу обеспечили самый лучший уход, какой только могли только предоставить на корабле. Лекаря заменял, мрачноватого вида, помощник капитана Клерка. Робину промыли рану. А потом ему, болезному, пришлось, познакомится со средневековой хирургией накоротке. Знакомство закончилось громким воплем, когда эскулап раскаленным ножом прижег резаную рану.

Закончив с Робином, лекарь (не утруждая себя мытьем рук) обратился к другим страждущим помощи. Процедура оказалась стандартной. Разве, что раненым арбалетными стрелами, пришлось пережить неприятные моменты в своей жизни. Стрелы, оказывается, не вытаскивали из тела, а банально вырезали наконечник из плоти, острым ножом. Потом в рану засовывали раскаленный прут — и все, и на этом современная медицина ограничивалась, далее, вверяя судьбу раненого богу.

Один из подранков, во время операции по извлечению стрелы, отдал богу душу. Робин смотрел, как его безжизненное тело завернули в саван, и потащили прочь из трюма. Второго страдальца просто напросто добили, едва лекарь помотал головой, осмотрев страшную рану на его груди. Молодому парню даже не дали никого шанса. Просто воткнули нож в сердце и все дела. А лекарь уже спешил к следующему пациенту.

Странно, но рана у Робина быстро заживала. В качестве болеутоляющего и общеукрепляющего средства раненым в бою прописали алкоголь. Если у Робина и была высокая температура, то он этого не помнил. Два дня он был мертвецки пьян.

С прибытием флота в Бордо, Робина и других раненных оставили на трофейном корабле. Старый пират не захотел бросать трофей. Все-таки семьдесят фунтов — это семьдесят фунтов. А если повезет, то и за большую сумму удастся продать еще не старый корабль.

Друзья Робина сошли на берег, пожелав ему скорейшего выздоровления. Ему ничего не оставалось делать, как скучать. Вина больше много не давали, ограничили норму двумя ковшами, да и то — то вино оказалось разбавленным.

Так прошел день, за ним следующий, а от друзей не было ни слуху, ни духу. Робин уже мог самостоятельно передвигаться, но еще прихрамывал. Помошник, во время очередного осмотра пациентов, признал его здоровым. Вот такие сроки лечения и не снились российским медикам — четыре дня и все, ты здоров.

Робин поинтересовался, что он должен за лечение — оказалось, что ничего. Удивительное дело, в памяти Робина хранилась информация об обратном. В его родном городе визит врача стоил не меньше одной золотой монеты, почти как вечер с проституткой в приличном борделе. Порадовавшись за армию с ее бесплатной медицинской помощью, Робин налегке сошел с корабля на берег.