Великое Предательство: казачество во Второй мировой войне - [55]

Отец В., оказавшийся впереди казаков, отступив с ними к углу лагеря, окруженному высокой деревянной изгородью, все время осенял крестом стремившихся его схватить солдат Его Величества.

Когда последние были почти у цели, кто-то из казаков крикнул «ура!» Многотысячная толпа стихийно подхватила этот клич. Мощное русское «ура» разнеслось по долине. Репатриаторы, предполагая, что казаки бросятся на них, пришли в замешательство и, отбежав быстро к автомашинам, направили винтовки и автоматы в сторону толпы. Англичанин, очевидно офицер, что-то крикнул пулеметчикам. По всей вероятности, он приказал им приготовиться к стрельбе.

Боясь, что англичане откроют по толпе огонь, некоторые из казаков стали просить, чтобы крик был прекращен. Поднялась паника. Некоторые пытались разбегаться. Заметив это, подхорунжий 1-го Конного полка (терец) лет 23–25, интеллигентной наружности, одетый в синюю рабочую блузу, и К. Ш. — старый эмигрант из Югославии, стараясь перекричать толпу, предупреждали, чтобы люди не разбегались, так как всех, кто отобьется от общей массы казаков, солдаты легко переловят.

В то же время, под напором толпы, изгородь, отделявшая территорию лагеря от поля, в одном месте была свалена. Толпа хлынула за лагерь, но здесь оказались заранее расставленные английские солдаты. В числе последних были и пулеметчики, замаскировавшиеся в высокой ржи.

В течение десяти минут все перебежали за лагерь и сгруппировались на площади к востоку от него. Отец В., часть оставшегося духовенства, хоругви и иконы опять оказались впереди молящихся, лицом к железнодорожному полотну.

С правой стороны, метрах в десяти от них, стояли в ряд прибывшие со стороны Дользаха танкетки, которых было не меньше десяти, а кругом стояла цепь вооруженных солдат.

Отец В., обратившись к людям, сказал: «Будем молить Господа и Его Пречистую Матерь, чтобы Они спасли нас». Его старческий голос подавал возгласы: «Помилуй нас, Боже, помилуй нас! Пресвятая Богородица, спаси нас!»

Коленопреклоненная толпа молящихся, к тому времени значительно поредевшая, измученная пережитым ужасом, предшествующей голодовкой, жаждой и жарой (день был жаркий), подхватывала его возгласы. После о. В. возгласы подавали другие священники. А так как был послепасхальный период, то в общей молитве были пропеты все пасхальные песнопения: «Христос Воскресе», «Ангел вопияше», «Да воскреснет Бог», а также молитва Божией Матери — «под Твою милость прибегаем, Богородице Дево»…

А вдали с железнодорожного полотна и с окрестных пригорков за всем происходящим наблюдали местные жители. По неизвестной причине англичане, оставив молящихся в покое, ринулись к баракам лагеря и стали хватать находившихся там людей.

Наступила относительная тишина, что дало возможность отчетливо слышать стрельбу из винтовок и автоматов в окрестностях лагеря, которая была особенно интенсивной в лесу за Дравой.

Примерно через час после того, как казаки вырвались из лагеря, из Лиенца в сторону Обердраубурга прошел первый эшелон со схваченными обитателями Стана. Он имел в своем составе шестьдесят товарных вагонов, в том числе две открытых платформы, находившихся одна посредине, а другая в конце эшелона, на которых были видны вооруженные солдаты.

Двери всех вагонов были закрыты. Кое-где в окна решетки выглядывали люди. Из одного из них, очевидно женщина, высунув сквозь прутья решетки руку, махала белым платочком, прощаясь со стоявшей на коленях толпой.

Тем временем солдаты стали проводить мимо схваченных ими вне лагеря людей, прятавшихся в зарослях и в пустых палатках, расположенных вдоль лагеря. Так, из палатки был вытащен тремя солдатами раненый в ногу казак. А так как он сопротивлялся, то его волокли по земле, а четвертый бил его палкой по голове.

В моей памяти запечатлелся следующий случай. Солдат конвоировал к автомашинам молодую казачку с годовалым ребенком на руках. Рука ребенка была легко ранена — возможно, оцарапана. «Сердобольный» джентльмен, остановившись метрах в десяти от окруженной толпы, перевязал походным бинтом руку ребенка, напоил его водой из своей фляжки, а потом, несмотря на просьбы матери, повел ее к автомашинам.

Поведение танкистов было иное. Один из них (как я ранее указал, колонна их остановилась метрах в десяти от окруженной толпы) сказал по-немецки примерно следующее: «Стойте твердо на своем. На репатриацию не соглашайтесь, а нас не бойтесь. У нас ведь тоже человеческое сердце. Если нам будет дан приказ направить танки на вас, мы, подойдя вплотную, их остановим».

Спустя несколько минут после этого заявления, из окруженной толпы вышла девочка и прошла к одной из танкеток. В руках у нее была записка, написанная по-английски, заранее, по просьбе ее отца супругой полковника Т., выданного в числе офицеров. Текст записки был следующего содержания: «Лучше расстреляйте моих родителей и меня здесь, но не выдавайте нас коммунистам, от которых мы бежали».

Танкист с любопытством взял записку и начал ее читать. Наблюдавшие за происходившим, которые знали, в чем дело, заметили, как к концу чтения лицо танкиста побледнело, а на глазах показались слезы. Такая же реакция произошла и с его коллегой, которому он дал прочесть эту записку. Первый танкист положил ее в карман своей тужурки, а сам внимательно следил, к кому подойдет девочка, стараясь определить, кто ее родители.