Великое делание - [47]
Наконец-то я ясно представил себе, какой должна быть молекула нашего вещества-противоядия, заочно названного нами «мнемонал». Вот она, молекула мнемонала! Но что со мной, я ее вижу! Вот я мысленно пробегаю по двум бензольным кольцам, вот четырехчленное присоединенное кольцо с бромированным «хвостиком» углеводородных атомов. В составе молекулы тридцать пять атомов, и я их вижу… Ну конечно же, только такое соединение может обладать действием, противоположным тому нервному яду, который вызвал заболевание рабочих!
— Фрезер! Годар! — закричал я. — Откройте двери, окна, бегите из дома!.. Свет! Погасите свет общим рубильником! Там, внизу, Фрезер, ты знаешь где? В кабинет не входить!
Я старался не двигаться. Вскоре электроплитка, подогревавшая колбу с исходным веществом, стала остывать. Процесс прекращался. Вот появилась огненная полоса заката. Там — окно! Я подобрался к нему на ощупь и распахнул его. Внутреннее видение сразу же исчезло. Привычный реальный мир снова окружал меня.
Допоздна мы обсуждали случившееся. Я отыскал и устранил небольшую течь в установке, через которую выходил найденный нами газ.
Назавтра я выехал в Льеж. В клинике с недоверием отнеслись к нашему предложению, но пообещали попробовать. Я остался на несколько дней, чтобы помочь в дозировании мнемонала, так как врачи решили провести довольно длительный курс лечения. Что ж, они, по-видимому, были правы.
В Динане работа кипела. Годар засыпал меня самыми различными применениями найденного нами вещества.
— Это новый вид наркоза, по меньшей мере, — говорил Рене. — Сознание настолько отвлекается, что почти не ощущается боль…
Я продолжал изучение мнемонала, а когда убедился в том, что он хорошо растворяется в воде, подшутил над Годаром.
В сифон для шипучей воды я ввел немного мнемонала и отправился вниз, к Годару, который нетерпеливо переставлял фигуры на шахматном столике, готовясь выиграть у меня партию-другую. Рене настолько привык к быстрым и легким победам, что ходов через десять, когда мое положение стало действительно тяжелым, захотел было смешать фигуры. Я остановил его.
— Но положение безнадежно! — заявил Годар.
— Не считаю… — возразил я и, осторожно налив в стакан газированную воду из сифона, отпил глоток. — Не считаю положение плохим…
Годар насмешливо на меня поглядывал, постукивая по доске только что отнятым у меня ферзем, а перед моими глазами, застилая окружающую обстановку, возникла… шахматная партия. Только так можно было определить это чудесное зрелище: передо мной возникла огромная этажерка, каждую полочку которой представляла шахматная доска. Ясные, четкие фигуры были расставлены на каждой из досок. На первой полочке этажерки стояли еще нетронутые рукой игрока фигуры. Вот на второй полочке первый ход Годара и мой ответный… Доска над доской — ход за ходом. Я легко разобрался в переплетении ходов, и, как только подумал о продолжении партии, передо мной стали возникать гигантские, уходящие ввысь этажерки-партии. Я отбрасывал вариант за вариантом. Стоило мне подумать: «Нет, не то…» — и вся надстройка исчезала. Я увидел путь к ничьей, и мой ход вызвал довольный смех почти невидимого Годара. Вот он уже не смеется, он увидел, что теперь ему нужно думать не о выигрыше, а о ничьей. Я едва видел доску, но как хорошо видел путь к победе!..
Через десять ходов Годар сдался.
— То, что Карл Меканикус нанюхался мнемонала, мне ясно! — сказал он. — Но как, где? В начале партии ты вел себя вполне нормально, то есть проигрывал с обычной скоростью…
Я пододвинул Годару сифон с растворенным мнемоналом, и Рене все понял.
Он налил воду в свой стакан, сделал глоток, помолчал и неожиданно произнес:
— Карл, у меня будут большие неприятности, теперь это для меня ясно. Ведь я после демобилизации отказался от церковного прихода. Мне этого никогда не простят!..
Я рассмеялся и предложил ему сразиться со мной в шахматы на равных началах и записать партию от начала до конца.
— Это будет шедевр! — сказал я.
— Погоди, Карл! Я ясно представляю примаса Бельгии, вот его рабочий стол… A-а, конечно, это мое письмо у него в руках!..
— Чудак, ты совсем сходишь с ума, Рене! Газ не может сообщить дар ясновидения, поверь мне, — он только необыкновенно усиливает память. Мы отчетливо видим все, о чем думаем.
— А мы можем это проверить! — предложил Годар. — Карл, ты выйдешь в соседнюю комнату, а я скажу, что ты делаешь. Попытаюсь представить… Даже самое неожиданное!
Годар жадно выпил несколько глотков воды и осоловело уставился в одну точку. Я поспешил выйти из комнаты.
