Великодержавные политические нации - [35]

Национальные государственные и общественные отношения «волчьей стаи» всегда и везде складывались из-за противодействия разрушительному для капиталистического производства индивидуализму, как вынужденный ответ на гибельные последствия индивидуализма, которые наглядно проявлялись в обстоятельствах буржуазной революции. Но они ограничивали индивидуализм лишь в том объёме, который был необходимым для налаживания прибыльного на данный момент производства. Ибо в основе национальных отношений лежало представление кальвинизма о том, что преуспевание в делах за счёт личных свойств, предопределённого мирского призвания является признаком предызбранности к спасению, – то есть главным для человека является личный материальный успех, а это при рационализации капиталистического общественного сознания вело к преобразованию положений кальвинизма в философский прагматизм. С одной стороны, представления кальвинизма о предопределении судьбы каждого, о мирском призвании и мирском аскетизме, как изначальном условии для преуспевания в созидательных делах, отражали конкретные этнические традиции родоплеменных отношений, которые выстраивались на основаниях природной предрасположенности каждого биологически здорового члена родоплеменного сообщества к выполнению вполне определённых обязанностей ради общего выживания. То есть они позволяли возникать, зарождаться национальному обществу только в виде предрасположенного к развитию производственных отношений этнократического общества. С другой стороны, они поощряли и оправдывали личную предприимчивость, которая от поколения к поколению вырывала личность из традиций семейно-родовых и этнических связей, способствуя неуклонному укоренению и углублению рационального прагматического индивидуализма, разрывающего зависимость материального успеха от созидательной производственной деятельности. Ограничение же индивидуализма в национальном обществе, в отличие от народного общества, утверждалось единственно выраженным в Конституции Общественным договором, который имел текущее ситуационное значение, мог подвергаться изменениям при изменении обстоятельств, в том числе делать законодательные уступки индивидуализму, если сторонников индивидуализма оказывалось большинство в избираемых собраниях представительной власти.

Первоначальный Общественный договор каждой пережившей буржуазную революцию страны появлялся в чрезвычайных обстоятельствах ожесточённой и гибельной борьбы за существование, которая непрерывно нарастала при раскрепощении интересов частной собственности. Он призван был ограничить интересы частной собственности, подчинить их задаче создания наилучших условий для быстрого развития социальных производственных связей, гарантом чего выступал чудовищный «Левиафан», несущее на себе «печать проклятия» государство. А поскольку национальные социальные производственные связи являлись следствием предельного напряжения действий государственной власти, вынужденной ограничивать личные свободы «волков». Постольку традиции социальных отношений закладывались в каждой нации поневоле и лишь на том уровне, какой был необходимым налаживанию прибыльного городского производства в исторической действительности, в какой происходила Национальная Реформация в конкретном государстве. Такое положение вещей способствовало постепенному наступлению индивидуализма на социальные отношения, поощряло стремления личности вырваться из социальных производственных отношений, если у неё были иные возможности добиться личного успеха. Оно предопределило наступление спекулятивно-посреднических коммерческих интересов внутри национальных общественных и государственных отношений, а тем самым предопределило генезис данных отношений: вслед за их становлением во время Национальной Реформации – расцвет, а затем и упадок.

К примеру, в Нидерландах и в Англии с началом развития в условиях конституционных монархий народно-национальных общественных и государственных отношений сельское хозяйство оставалось важнейшей частью экономического капиталистического хозяйствования. А прибыльность сельского хозяйства, рост в нём производительности труда достигались через разрушение общинных социальных связей крестьян и становление семейных и личных фермерских хозяйств, семейного и личного арендаторства, непосредственно выходящего на посредников товарно-денежного обмена, на рынок. Таким образом, капиталистическое сельское хозяйство способствовало развитию индивидуализма в общественных производственных отношениях. В то же время в городе самым прибыльным оказывалось капиталистическое мануфактурное производство, которое постепенно вытесняло ремесленное цеховое производство. А для развития мануфактурного производства нужно было углубление социального взаимодействия его участников. Оно достигалось посредством упорядочения конституционно-монархической государственной властью рынка труда и особого образа жизни капиталистического города. Такое упорядочение было ограничено слабой заинтересованностью данной власти в развитии промышленного капитализма, ибо аристократия вместе с иерархами англиканской церкви не занимались промышленным производством, они либо сдавали свои земельные владения в аренду, либо получали доходы от соучастия в олигархических торговых и банковско-ростовщических сделках, от акций в крупных банках и торговых компаниях. К тому же нидерландской и английской мануфактурной товарной продукции долгое время не было конкурентов ни на внутреннем рынке, ни на внешних мировых рынках. Поэтому социальное взаимодействие участников городского производства в этих странах развивалось медленно, через становление профессиональных союзов наёмных работников на предприятиях и в отраслях, и испытывало значительное влияние индивидуализма и меркантильного мировосприятия. Этого социального взаимодействия оказывалось достаточно для Промышленной революции и начала индустриализации, но, как показала история девятнадцатого и двадцатого столетий, не для того, чтобы соревноваться в индустриальном развитии с молодыми национальными капиталистическими государствами или усовершенствованными контрреволюциями феодально-бюрократическими державами.