Великий зверь Кафуэ - [28]
Настоящий, право, кошмар… бесформенный, неосязаемый. Могу себе представить, что вы подумаете теперь. Не воображайте только, пожалуйста, будто я потерял весь свой здравый смысл. Я в трезвом уме и памяти, также как Кольтон, и, по всей вероятности, наш профессор Равенден. Факты в точности описаны мною. Жизнью своей готов пожертвовать, если окажется, что следов нет. Все сводится к следующему, мистер Клер: птеранодон или не птеранодон, — но так же верно, как и то, что меня зовут Хайнс, существо, убившее Павла Сердгольма, никогда не ходило на человеческих ногах.
Искренне преданный вам Гарри Хайнс.
P. S. Завтра я пошлю купить себе ружье и, если здесь живет где-нибудь странное летающее существо, я постараюсь убить его.
Телеграмма. Монтаук, 8 час. у. Сент. 21. 1910. Джону Клеру, редактору-издателю «Новой эры», Нью-Йорк.
Хайнс убит таинственно на взморье сегодня утром. Удар нанесен в область сердца. Пришлите инструкции.
Проф. Равенден.
Стенфорд Кольтон.
Извлечение из письма Кольтона к отцу в Нью-Йорк.
Сентября 21.
Спешу, дорогой отец, познакомить тебя с историей о птеранодоне. Тебе, как человеку деловому, все это, пожалуй, покажется достойным смеха. Ты, я думаю, ни на один цент не держал бы пари за существование птеранодона, поверив на слово ученому идеалисту-теоретику, который основывает свое предположение на странных следах, найденных на взморье. Ты прав, так по ступил бы и я. Тем не менее, я перетрусил и бросился бежать, как безумный, когда из оврага вылетела сова. Не думаю, чтобы и ты не потащил нас за собою, будь ты здесь вместе с нами.
Вернемся, однако, к Хайнсу. Я последний человек в мире, говоривший с ним. Я спал очень беспокойно, а потому слышал, когда он в шесть часов утра прошел через комнату мимо меня.
— Это вы, Хайнс? — спросил я.
— Да, — сказал он. — Я иду на взморье.
— Подождите минуть пятнадцать и я пойду с вами, — сказал я.
— Если вам не особенно хочется идти, Кольтон, то лучше не ходите. Я хочу сначала отправиться туда один. После завтрака я не прочь, чтобы вы пришли и присоединились ко мне.
— Хорошо, — отвечал я. — Вы вправе поступать, как хотите. Всего лучшего! Да погодите же минуту! Получили вы ружье?
— Нет! — отвечал он.
— Возьмите тогда мой револьвер, — сказал я.
— Вы видели, должно быть, худые сны, — засмеялся он. — Зато я хорошо отдохнул, и крепкий сон выгнал из моей головы фантастическую птицу профессора. Не думаю, во всяком случае, чтобы револьвер мог помочь мне против такого чудовища… Не правда ли? Премного обязан вам, Кольтон.
Я встал тем временем и подошел к дверям.
— Желаю вам успеха! — сказал я и вслед за этим, побуждаемый каким-то странным чувством, выбежал за дверь и крепко пожал ему руку.
Он с удивлением взглянул на меня, точно смущенный какою-то мыслью, и затем сказал:
— Часа через два мы увидимся с вами.
С этой минуты сон не существовал больше для меня. Я пробовал заснуть, но не мог. Семья Стретона замерла от удивления, когда в семь часов утра я появился к завтраку. Полчаса спустя я вышел, чтобы отыскать Хайнса, и направился прямо па взморье. По следам я видел, что Хайнс шел здесь передо мной. Что-то тяжелое было в неподвижной атмосфере этого утра: густой туман мешал, казалось, не только видеть, но и слышать. С тяжелым сердцем и как-то неохотно двигался я вперед. Когда я подошел к тому месту, откуда начинался поворот в сторону от холмов, открывавший вид на весь берег, я окликнул Хайнса, но ответа не получил. Я крикнул еще раз — и снова не получил никакого ответа; мною овладело томительное ощущение страха при мысли, что я один, и я ускорил шаги. Я обошел холмы и взглянул вперед…
То, что я увидел перед собой, сразило меня, как громовой удар. На том самом месте, где мы нашли Сердгольма, лежал скорчившись человек. Хотя лицо его было скрыто, я сразу узнал, что это Хайнс.
Лицо его было скрыто…
Во мне сначала заговорило дурное чувство; я бросился бежать и пробежал несколько шагов, прежде чем сознал весь стыд такого поступка. Благодарение Богу, я пришел в себя и остановился. Повернувшись назад, я споткнулся ногой о камень. Хотя оружие это было не из важных, но я решил, что лучше что-нибудь, чем ничего. Я поднял его и направился к лежавшему телу.
Я поднял камень…
Хайнс был убит против оврага. Орудие, которым его убили, было с невероятной силой брошено сзади и прошло сквозь ребра. Десяток неверных, беспорядочных следов указывали, откуда он бросился вперед, прежде чем упасть. Рана была нанесена в сердце, и он умер, надо полагать, почти вслед за ударом. Последние шаги его были бессознательные — инстинктивное желание избежать смерти. Тот, кому приходилось видеть такие вещи, не мог ошибиться, что удар нанесен сзади. Хайнс был убит, как и Сердгольм. За что? Какой мотив руководил убийцей, когда он убивал этих двух человек, которые никогда не знали друг друга, и были так противоположны друг другу! Нет, общих мотивов здесь не могло быть; тут была только жажда крови, страсть к убийству. У меня сразу мелькнула в голове мысль о птеранодоне, как его описал нам профессор. Я подбежал к тому месту, откуда Хайнс бросился вперед. Начиная отсюда, шла двойная линия следов пальцев с когтями… Кругом песок был чистый и нетронутый.
