Великий запой: роман; Эссе и заметки - [10]

— Здесь, как и повсюду, — но здесь это заметно в особенности, — пространство создается исходя из потребностей. Хотите прогуляться? Проецируете перед собой необходимое пространство и проходите его по мере того, как идете. То же самое и со временем. Подобно пауку, плетущему нить и подбирающемуся к ее концу, вы секретируете время, требующееся для свершения того, что вы наметили; и вы идете вдоль этой нити, которая видна лишь позади вас, но которой можно пользоваться лишь перед вами. Главное — все правильно рассчитать. Если нить слишком длинная, она провисает, а если слишком короткая, то рвется. Если бы я не боялся усугубить жажду лишними разговорами, я бы вам рассказал, почему для паука так опасна провисающая позади него нить.

— Возможно, когда настанет время возвращаться, пожирая по ходу свою нить, ее узлы застрянут в глотке…

— И не будет ни капли, чтобы горло промочить. Вы это верно заметили.

6

Мы молча взобрались на вершину холма, и перед нашими глазами открылось беспорядочное скопление разностильных дворцов, вокзалов, маяков, храмов, заводов и памятников.

— Здесь, — сказал мне мой неутомимый проводник, — вы видите противонебесный Иерусалим, столицу верхних Беглецов. Теперь, когда ваш взгляд уже привык к хаотическому нагромождению зданий, вы можете заметить, что город разделен на три концентрические зоны. Вокруг нас располагается зона с аэродромами, портами (там, где качаются мачты), железнодорожными вокзалами, гостиницами и чистильщиками обуви; здесь живут верхние Беглецы первой категории, Неуемники. Дальше, в средней области, где высятся церкви, небоскребы, статуи и обелиски, живут Производители бесполезных предметов. Центральные кварталы, где видны красивые стеклянные постройки и безобидные пушки телескопов, а еще там, слева, — большой флюгер, это район Объяснителей. В самом центре видите собор?

— Да. А кто живет там?

— Это, так сказать, боги, сливки общества верхних Беглецов. Мы остановимся у них, и, уверяю вас, скучать нам не придется.

— А мы найдем там что-нибудь…

Он пронзил меня устрашающим взглядом.

— Думать об этом — всегда! — сказал он. — Говорить — никогда. Пойдемте заглянем к Неуемникам.

(Позднее вы поймете, что с богами он меня ловко разыграл.)

7

За несколько минут мы дошли до самого большого аэропорта города. В Гранд-отеле «Улёт» только что выстрелили из пушки в честь посетившего их в тот день Принца Неуемности. Он намеревался пробыть у них пять минут, если верить конфиденциальным сведениям одного охотника. Это неимоверная удача, сказал санитар, вталкивая меня в лифт, но так и не успел объяснить почему; уже через несколько секунд он взорвал динамитом дверной замок, и мы очутились в номере Принца. Тот лежал в сундуке-ванне (собственного изобретения) — по телефонной трубке у каждого уха и четырьмя диктофонами под носом; его охраняли трое громил с револьверами наготове.

— Позвольте, я сам его проинтервьюирую, — сказал мой попутчик. — У вас не получится.

Он подошел к Принцу, и начался следующий диалог:

— Откуда? — Кап. — Куда? — Чако. — Через? — Клондайк. Быстро. — Что? — Автоматы, опиум, порнографические и благочестивые издания. — Сколько? — Миллионы пиастров. Сто тысяч жертв. Отставка министров. Пять разводов. — Вы счастливы? — Нет времени.

Громкоговоритель прокричал: «Аэробус Его Высочества подан!» Сбиры трижды выстрелили в воздух, а от четвертого залпа мы едва успели увернуться, выбегая из номера.

— Его Высочество какое-то не очень интересное, — произнес я.

— Это потому, что вы не умеете смотреть. Пойдемте, я покажу вам Неуемников. Более простых для наблюдения. Но и более опасных.

8

— Мы минуем промежуточный вид, — продолжил он, вводя меня в большой дом в стиле рококо, — и переходим сразу к другой крайности. Заходите в этот игровой зал и смотрите. Мы ничем не рискуем, нас даже не заметят или примут за каких-нибудь клерков.

За столом с рулеткой сотня мужчин всех рас — каждый с флажком своего государства, воткнутым в череп, — играли по-крупному Крупье был эдаким богом Янусом с головой-глобусом; вместо двух ликов красовались два полушария, представленные несколько иначе, чем на наших школьных картах. На одном из них были собраны все метрополии, а на другом — все колонии.

Игра велась на проигрыш. Рулетка, как мне показалось, была подстроена, но позднее один специалист объяснил мне, что это не так; «верхние пределы ставок вообще не устанавливаются и капиталы, будучи отрицательными, безграничны, в результате чего допустимы самые дикие комбинации». Я передаю вам объяснение в том виде, в каком его получил. Как бы там ни было, игроки выкладывали на стол пригоршни оловянных солдатиков, миниатюрные танки, ювелирные пушечки, очищенные от непристойностей Библии, линотипы, макеты современных школ, фонографы, культуральный бульон всех инфицированных бацилл, миссионеров из папье-маше, пакеты кокаина и даже образцы поддельного алкоголя, причем такого паленого, что даже мы с проводником не решились бы его попробовать. Впрочем, когда я говорю «алкоголь», «танки» или «миссионеры», то это не более чем фигуры речи. Подобно тому, как употребляемые нами разговорные парижские слова грош, кругляк, пятак, золотой, купюра, кусок, блок определяют разные количества денежной массы, алкоголь, танки, миссионеры и все прочее обозначали всего лишь определенные объемы платежных средств, которые использовали эти игроки. Как мы называем наши денежные знаки серебром, даже если они сделаны из бумаги, так и они давали своим деньгам типовые социально-культурные наименования.