Великий йог Тибета Миларепа - [42]

Один из учеников подошел к ламе Нгогпа и сказал ему: «Сейчас наш лама уже не сердится и послал меня за тобой». А я в этот момент сокрушался о моем несчастном положении и завидовал тем счастливцам, к которым благоволил Марпа. «Какой я несчастный! — говорил я себе. — Я лишен возможности находиться возле гуру, даже когда он в хорошем настроении, так как одно мое присутствие выводит его из себя, и я зарабатываю его гнев и побои». И я заплакал горькими слезами.

Но лама Нгогпа остался со мной и попросил этого ученика сообщить гуру о моем состоянии и спросить его, можно ли мне появиться перед ним, и добавил: «Если я не останусь здесь, он с отчаяния может что-нибудь сделать с собой».

Ученик поднялся наверх и рассказал обо всем ламе Марпе. Марпа ответил: «Раньше он был прав, но сегодня дело обстоит иначе. Сегодня главным гостем будет Великий Маг. Дамема, пойди и позови его». Она пришла ко мне, сияющая от радости, и объявила: «Великий Маг, наконец, твой гуру расположен к тебе. Он сказал, что ты будешь главным гостем и послал меня за тобой. Я расцениваю это как благоприятную перемену в отношении к тебе. Он и на меня больше не сердится. Так что радуйся, а сейчас пойдем к нему». Я все еще сомневался и вошел с некоторой боязнью. Когда я сел, Марпа сказал: «Поразмыслив надо всем этим, можно считать, что никто не виноват. Желая помочь Великому Магу искупить грехи, я заставил его строить дома без чьей-либо помощи. Если бы я делал это с эгоистической целью, мне было бы гораздо легче достичь ее задабриванием и ласковым обращением, а не таким путем, и поэтому на мне нет вины. Что касается Дамемы, то она, будучи женщиной, с избытком наделенной материнским чувством и жалостью, не могла выносить моего плохого обращения с бедным Великим Магом, который был таким усердным, послушным и терпеливым. И поэтому кто может ее винить в том, что она снабдила его подложным письмом и добыла для него реликвии, хотя это серьезный проступок? А ты, Нгогдун-Чудор, вообще не виноват, как ты сам сказал. Однако я попрошу тебя немедленно принести реликвии, так как они сейчас должны быть здесь, но потом ты их возьмешь себе. А ты, Великий Маг, поступал правильно, когда стремился получить религиозные Истины любым возможным путем. Из-за того, что я не знал об отправке подложного письма Нгогдуну, который, следуя содержащимся в письме указаниям посвятил Великого Мага в Священные Истины, я был лишен возможности довести Великого Мага до отчаяния, хотя я должен был это сделать, выполняя мою миссию. Поэтому я рассердился, и хотя мой гнев отразился на мне, как волны на воде, это не был обычный гнев, а совсем другой вид гнева. В какой бы форме он ни выражался, учитель прибегает к нему с единственной целью — вызвать раскаяние и этим ускорить духовное развитие ученика. Если среди вас, здесь сидящих, есть кто-нибудь, кто, не понимая мотивов моих поступков, внутренне протестует против них, я призываю его сохранить непоколебимую веру. Если бы я имел возможность довести моего духовного сына до полного отчаяния девять раз, он бы полностью очистился от всех грехов, и ему не потребовалось бы рождаться снова. Он бы полностью исчез, его физическое тело распалось бы навсегда, и он перешел бы в Нирвану. Но этого не произошло, и какая-то часть греха останется на нем из-за Дамемы с ее неуместной жалостью и неправильным пониманием вещей. Однако он уже пережил восемь сильных потрясений, очистивших его от тяжких грехов, и был подвергнут большому числу менее тяжких грехов. А сейчас я буду руководить им и сообщу ему те Учения и удостою его тех посвящений, которые для меня столь же дороги, как мое сердце. Я сам буду обеспечивать его пищей во время медитации и своими руками закрою его в затворе. И отныне радуйтесь».

Я не знал, явь это или сон. Если сон, я хотел, чтобы он продолжался и чтобы я не просыпался — такую сильную радость я испытывал. Я плакал от счастья и выразил почтение гуру. Собравшиеся здесь по этому случаю лама Нгогпа, мать Дамема и другие не знали, каким качеством моего гуру больше всего восхищаться — его твердостью, непреклонностью во время моего искуса, его милосердием и добротой, когда он взял на себя заботу обо мне, или его мудростью и прозорливостью, проявленными им во всех его поступках. Они видели в нем самого Будду и крепко утвердились в вере. Они взирали на него с любовью и, в знак благодарности за его доброту ко мне, со слезами на глазах то и дело поднимались и кланялись ему. Все радовались и смеялись, и в этом счастливом состоянии духа все вкусили освященных хлебов.

В ту же ночь на алтарь были возложены приношения, и в присутствии собравшихся я был пострижен, посвящен в монашеский чин и меня переодели в монашеское одеяние. Марпа сказал, что когда-то он видел сон о том, что его гуру Наропа дал мне имя Мила-Дордже-Гьялцен (Мила — Алмазное Знамя). Мне было предписано соблюдать обет ге-ньена (монаха, живущего в миру) и следовать обетам тех, кто готовится стать учительствующими Буддами или Бодхисаттвами.

Когда Марпа благословил вино Тайной Жертвы, все увидели радужное сияние, исходящее от чаши