Великий санный путь - [93]

Добрую память о Расмуссене особенно хранят в Гренландии потому, что он был не только замечательным ученым, но и общественным деятелем, постоянно заботившимся о гренландцах, об их жизни, о подъеме их культуры. Мы уже говорили о том, что Расмуссен сделал для полярных эскимосов. Но этим никак не ограничивались его общественные начинания. В 1908 г. Расмуссен стал одним из инициаторов создания Гренландского литературного общества, выпустившего серию книг на эскимосском языке. Сам Расмуссен опубликовал в этой серии повесть о своем путешествии к полярным эскимосам, а его спутник по Пятой экспедиции Туле Якоб Ольсен описал, как проходило исследование центральных эскимосов. Расмуссен выступал и как пропагандист эскимосской художественной литературы в Европе. Так, он перевел на датский язык роман М. Сторка "Мечты", первое большое произведение гренландской эскимосской литературы, и написал к нему большое предисловие. И эскимосские писатели Гренландии отражали в своих произведениях деятельность Расмуссена. Так, например, роман известного гренландского прозаика Г. Линге "Незримая воля" посвящен Пятой экспедиции Туле и написан по ее материалам.

В начале 1920-х гг. Расмуссен содействовал проведению первых демонстраций художественных фильмов на острове. Его многочисленные научно-художественные произведения, в том числе и переведенный на русский язык "Великий санный путь", знакомили европейцев с жизнью и культурой эскимосов.

Центкевичи А. и Ч.

ОСАЖДЕННЫЕ ВЕЧНЫМ ХОЛОДОМ (фрагменты)

Центкевичи А. и Ч. Осажденные вечным холодом. Л.: Гидрометеоиздат. 1975. - 208 с.

OCR и корректура: Готье Неимущий (Gautier Sans Avoir)

Апрель 2003 г.

Загадка миграций самого северного племени

<...>.

"Не найти каменного дома, столь же укрытого и теплого, как иглу, пишет в своих дневниках Кнуд Расмуссен. - Однако, - добавляет он, - нелегко вновь прибывшим привыкнуть к тому, что уже давным-давно не раздражает ни мой взор, ни обоняние, ни слух.

Мой молодой друг, метеоролог-датчанин, другого мнения на этот счет. Вот как вспоминает он о своем первом пребывании в снежном доме:

"Ослепленный метелью, насквозь промерзший, вползаю с чувством отрады в узкий туннель, расталкивая по пути мокрых, лохматых собак. Они тоже укрылись здесь от ураганного ветра, но в иглу их не пускают. От спертого воздуха сразу же перехватывает дыхание. В нос бьет тошнотворный запах гнилого мяса и мочи. Колеблющееся, мерцающее пламя еле тлеющего мха, погруженного в тюлений жир, не рассеивает мрака, с трудом различаю отдельные фигуры людей.

Невыносимо жарко. Торопливо стаскиваю с себя анорак [11] и сажусь рядом с охотниками на устланной шкурами белых медведей снежной скамье. Посредине иглу краснеют крупные куски мяса недавно освежеванного тюленя. Тугто привез их, видимо, из тайника. Но зловоние исходит не от них. Когда глаза привыкают понемногу к полумраку, замечаю близ входного отверстия вырытое в снегу углубление, сплошь заполненное мясом. Время от времени один из охотников достает из этой "кладовки" приглянувшийся ему кусок, обгладывает кости, выплевывает некоторые куски обратно - быть может, пригодятся когда-нибудь.

Так же как и остальные, пристально гляжу на крупные жиринки, плавающие в наполненном мясом котле. Пожилая эскимоска жадно косится на них, не переставая ни на мгновение соскребать костяным ножом сало с какой-то кожи. Заметив мой взгляд, она дружелюбно улыбается, обнажая стертые до корней зубы.

Быстрым движением хозяин вылавливает из котла первый кусок заплывшего жиром мяса, подает мне его, а сам жадно хватает большую кость, мгновенно дробит ее своими челюстями и, смачно причмокивая, высасывает из нее полусырой мозг - этот деликатес из деликатесов.

...Кто знает, как долго мы разрываем пальцами, громко жуем, пожираем недоваренное мясо, целые груды мяса. Час, два, три? Хлопаем себя по животам, плюемся, курим, запиваем еду кружками черного как смоль чая, облизываясь в перерывах между порциями.

Проходит мгновенье, и все опять хватают новые куски, как бы опасаясь, что не успеют насытиться. Забыв о ножах, работают зубами, этими великолепными зубами, которые обгладывают кость дочиста.

Жалобно воют и громко лают собаки, которых непрерывно отгоняют от входа. Каждый из нас снова хватает жирными пальцами новый кусок мяса или впивается жадным взором в огромный котел, в котором нас ждут оставшиеся куски. Растет груда тщательно обглоданных костей. Наконец перестаем есть. Кажется, мы уже не можем проглотить ни кусочка и... начинаем все сызнова. Кто-то затевает длинный охотничий рассказ. Понимаю из него очень мало. Короткие горловые звуки - не то песня, не то декламация - заполняют иглу. Монотонным звукам вторит тоскливое завывание ветра, доносящееся снаружи.

...Среди этих людей, перенесенных из каменного века прямо в современность, постепенно теряю ощущение реальности, погружаюсь в далекое прошлое, забываю, кто я и откуда, и кажется мне, будто я всегда пребывал здесь среди них. Чувствую, как оживают во мне какие-то давно замершие отзвуки".

* * *

Один из наиболее прославленных гренландцев, Кнуд Расмуссен, сын датчанина и эскимоски [12], все свое детство провел на острове. Первыми его игрушками были гарпун, каяк и нарты, первым другом - собака, родным языком - гренландский. Вместе с ватагой ровесников - десяти-одиннадцатилетних мальчуганов - он сопровождал охотников в их походах, вел одинаковую с ними жизнь в иглу. Когда ему исполнилось тринадцать лет, родители после долгих раздумий направили его учиться в Копенгаген. Это был тяжелый удар для него, и он вознамерился любой ценой бежать оттуда. Что ему дала эта перемена? Вместо свободы - затворничество в стенах учебного заведения, интерната, города. Вместо уважения друзей - снисходительное отношение чужих ему людей. Много времени прошло, прежде чем юный дикарь завоевал права гражданства в новой для него среде. Он решил, однако, выстоять и показать, на что способен. Окончил с отличием училище, весьма успешно занимался затем в университете на отделении этнографии, поражая преподавателей своими недюжинными способностями и незаурядным умом.