Великий санный путь - [34]

Санный путь был хорош; повсюду мы встречали твердый, слетка подмерзший снег, но, разумеется, ветер не давал нам покоя, ежедневно мела метелица и свирепый норд, как ножом, резал нос.

Уже 28 марта во время бурана произошла первая встреча с людьми. Мы только что согласились между собой, что выступать не стоит, как мне крикнули в снежную хижину, что впереди видны люди. Никогда не одевался я проворнее. Совершенно верно! Два рослых человека медленно приближались к нашей снежной хижине, но остановились на расстоянии ружейного выстрела; я направился к ним безоружный, чтобы они сразу увидели в нас друзей. Они же, видимо, были вооружены до зубов - с длинными каменными ножами и с тюленьими гарпунами в руках. Их сильно озадачила встреча с белым человеком в здешних краях, и удивление их дошло до столбняка, когда я заговорил с ними на их языке: "Положите ваше оружие! Мы люди мирные и хотим только посетить вашу землю".

На это старший из них ответил: "Мы самые простые люди, от которых не ждите себе ничего худого. Наши снежные хижины находятся немного дальше, и мы, увидав вашу хижину там, где, как нам известно, никто из наших не селился, пошли сюда посмотреть, кто же это. Наше оружие не против тебя; мы здесь всегда с оружием в руках встречаем чужих".

Мы пригласили их в свою снежную хижину, и новые знакомцы наши, сначала очень стеснявшиеся и робевшие, скоро заулыбались и пришли в хорошее настроение. Это были отец и сын. Отца звали Орпингалик - "Тот С Веткой Ивы", а сына Канайок - "Головач". Несмотря на буран, мы порешили немедленно выступить и перенести свою стоянку к их хижинам. Прошло три скверных часа в борьбе со снегом и вьюгой, и мы достигли стоянки Ивовой Ветки на берегу залива Коммитти. Новые знакомые наши были статные, красивые люди, типа, сильно отклонявшегося от обычного эскимосского; высокие, хорошо сложенные, они чертами лица напоминали скорее индейцев. Только широкая улыбка и открытое добродушное выражение лица были характерными, чисто эскимосскими.

В снежных хижинах стоянки проживали следующие члены семьи Ивовой Ветки: его жена Увдлунуак - "Денек" и маленькая дочь Карматсиак "Маленькое Убежище"; взрослый сын Нигтайок - "Полынья", жена его Илуитсок "Цельная" и дочь Тунок - "Оленье Сало"; наконец, упомянутый уже сын Головач и его молодая жена Авилиаюк - "Маленькая Временная Жена".

Мы встретились, как будто были давно знакомы. Нас угостили мороженой лососиной и олениной, и пока мы ели и благодушествовали в тепле в компании женщин, мужчины немедленно принялись складывать для нас просторную снежную хижину.

Ивовая Ветка, почитаемый заклинатель духов и необыкновенно интересный человек, прекрасно знавший старые предания своего племени, отличался не только умственным развитием и живым темпераментом, но и едким юмором. Славился он и как охотник, поэтому понятно то уважение, с каким к нему все относились; он был "большим человеком" среди эскимосов арвилигьюармиут.

Пожитки и припасы свои мы оставили на старой стоянке, и так как погода была отвратительная, то понадобилось несколько дней, чтобы перевезти весь груз сюда, на берег. Пока мои товарищи занимались этим, я имел возможность позаняться с Ивовой Веткой и записать с его слов некоторые сказания, песни и заклинания.

Передать заклинания очень трудно, так как они часто состоят из непереводимых слов или же вся их сила заключается в особых ударениях, слова же нанизаны так, что фраза иной раз ничего не выражает. Все значение заклинаний в их таинственности. Произносят их шепотом, но отчетливо, с ударением на каждом слове, и медленно, с частыми интервалами. Вот заклинание, дающее удачу на оленьей охоте:

Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка, с жесткой гривой, от меня не убегай! Вот несу я кожу для подошв, вот несу я мох для фитиля, подходи ко мне, не бойся, подходи.

Ивовая Ветка был также неплохим поэтом, с плодовитой фантазией и чувствительной душой. В свободное от работы время он всегда пел и называл песни своими "товарищами по одиночеству". Вот одна из них:

Спеть песню хочу я, пусть мала, но сильна.

Унайя-унайя!

Я с осени самой лежу, не вставая,

Беспомощный, будто младенцем я собственным

стал!

Жену я свою отправляю в чужое жилье,

К тому человеку, что даст ей приют,

Надежный и верный, как зимние льды.

Унайя-унайя!

К защитнику лучшему я отправляю жену.

Ведь сам я бессилен подняться с одра.

Унайя-унайя!

Себя самого узнаешь ты? И что о себе ты знаешь?

На ложе своем распростерт я бессильно,

Во мне только память о прошлом сильна!

Унайя-унайя!

Я спросил его, много ли песен он сложил вообще, и он ответил: "Сколько у меня песен, я не могу тебе сказать. Не считал. Знаю только, что их у меня много и что все во мне обращается в песни. Я пою, как дышу".

Но Ивовая Ветка был не единственным певцом в этих местах. Он познакомил меня с одной из песен своей жены Денька. Был у них еще сын Игсивалитак - "Укушенный Морозом", который года два-три тому назад умертвил в ссоре своего товарища по охоте и теперь скрывался в горах у Пелли-Бея, боясь, что его схватит конная полиция. Печалясь о судьбе сына, мать сложила песню.