Великий Рузвельт - [9]

Многим было неведомо, что расчет Рузвельта строился с более широким замахом. Теоретически вопрос о понятии всеобщего блага, о соотношении личных (частных) интересов и общественной пользы, об экономических моделях, дебатировавшийся повсеместно, и особенно в леворадикальной прессе, заставил Рузвельта подняться на более высокую орбиту. Выступая 4 марта 1912 г. в г. Трой, он обрушился на защитников «неограниченной конкуренции» и сакрализации частной собственности. Выступление было столь необычным для этой поры обучения Рузвельта-политика, что современные исследователи назвали его революционным. Любые преувеличения в отношении превращения воспитанника аристократических семей «долины реки Гудзон» в принципиального критика эпохи lais-faire не оправданны. Рузвельт предлагал всего лишь подобие суммы новых идей, которые вытекали, как он говорил, из взаимозависимости труда и капитала. Но выбор места и времени, когда Рузвельт решил высказать эти идеи, заимствованные, очевидно, уже не у прогрессистов, а у социал-реформистов, говорят о многом. Трибуна прогрессивного народного форума в Трое после гибели 150 женщин-работниц текстильной фабрики на Манхэттене в пламени пожара, на пике борьбы за жесткий лесной кодекс предполагала эпический стиль. Он говорил под впечатлением взрывной терминологии бунтующих «синих воротничков» и разорившихся фермеров: «Если мы обратимся к истории… мы столкнемся с фактом… борьбы арийских рас за обретение индивидуальной свободы… Об этом, может быть, преждевременно говорить, но в целом сегодня и Европа, и Америка обрели свободу личности». А сейчас в начале ХХ века, продолжал Франклин, американцы ведут «новую борьбу за свободу общества», которая имеет более высокий и благородный смысл… Мы обнаружили, что, если каждый человек делает то, что он считает нужным, придерживаясь рамок закона и порядка, он часто не в состоянии отвечать требованиям цивилизации таким образом, чтобы удовлетворять ожиданиям благополучия со стороны огромного большинства». Конкуренция, добавил он, «доказала свою полезность до определенного уровня и не дальше. Кооперация должна начинаться там, где конкуренция уже не работает и кооперация становится таким же приемлемым термином для новой теории, как и всё остальное» {15}.

Довольно-таки странная речь в Трое была отголоском того дискурса о социалистическом идеале, который затеяли социалисты. Она была также целиком выдержана в духе разворачивающейся кампании за обновление Демократической партии и выдвижение кандидатуры Вудро Вильсона. Франклин прочно связал свое имя с этой кампанией принстонского профессора и губернатора штата Нью-Джерси. Осенью 1911 г. он даже побывал у Вильсона в Трентоне, столице Нью-Джерси. Совпадение их политических платформ было очевидным, но Франклин внутренне стремился сохранить свою независимость от любой политической «машины», кто бы ее ни представлял – Таммани-холл или В. Вильсон. Но в поддержку кандидатуры последнего Франклин мобилизовал все свои возможности. Ввиду раскола в Республиканской партии шансы губернатора Нью-Джерси стать первым за 20 лет президентом-демократом на порядок возросли.

Национальный съезд демократов в Балтиморе в июне 1912 г. был первым национальным съездом, в котором участвовал Франклин Рузвельт. Его фигура была очень заметна в толпе делегатов – в постоянном движении, рукопожатиях и разговорах с журналистами. Репортеры и делегаты из отдаленных штатов постоянно окружали его, чтобы удовлетворить свое любопытство беседой с нереспубликанским Рузвельтом. Один из них, близкий советник Вильсона и член Национального комитета демократов Джозефус Дэниэлс хорошо запомнил свое первое знакомство с этой «достопримечательностью» съезда. «Он был смешлив по-мальчишески, – вспоминал он позднее, – и мне кажется, я никогда не видел более красивой и привлекательной фигуры молодого человека. На этом съезде Франклин и я стали друзьями. Как говорится – любовь с первого взгляда». К вящей радости их обоих, Вудро Вильсон, получив большинство голосов делегатов съезда, был номинирован кандидатом на пост президента США.

Элеонора также присутствовала на съезде и смогла убедиться, каким неустойчивым был социальный мир в стране. В зале все кипело от возмущения и кричало против «баронов-грабителей», требуя коренных изменений в социальном законодательстве, ограничения власти монополий, изменения тарифной политики, борьбы с плутократией, создания системы страхования для малоимущих семей, безработных, стариков, предоставления финансовой помощи фермерам. Она писала, что поражение платформы прогрессистов, к которой принадлежал ее муж, неминуемо будет означать выход на авансцену политической жизни социализма {16}. Возвращение в Белый дом Теодора Рузвельта, выступавшего в качестве кандидата созданной им прогрессивной партии, могло только ухудшить положение и пополнить ряды радикалов, все теснее сплачивающихся вокруг популярного лидера социалистов Ю. Дебса. Яростные нападки старшего Рузвельта на своих противников множили ряды сочувствующих социалистам. Фотографии страстного любителя охоты Тедди на фоне убитых им хищников, его знаменитый и очень непривлекательный оскал зубов отпугивал своей неуемной великодержавностью даже «регулярных» либералов.