Великий Рузвельт - [12]

Кризис, вызванный атаками германских подводных лодок на пассажирские суда, снял нарекания в горячности, посыпавшиеся на Франклина Рузвельта в связи с дебатами в руководстве Демократической партии по вопросу о войне и миротворческих усилиях Вильсона. Франклин и Элеонора уже открыто могли симпатизировать требованию Теодора Рузвельта принять жесткую линию по отношению к Германии, хотя у них сохранялось много оговорок в части политики, которую проводил «лихой рейнджер». Тот на съезде Республиканской партии в 1916 г. заявил о своем примирении с «Великой старой партией» и безоговорочно поддержал ее кандидатов на выборах этого года. Между тем платформа «честного нейтралитета», с которой республиканцы шли на выборы президента в 1916 г., никак не согласовывалась с его, Тедди Рузвельта, интервенционизмом. Элеонора и ее супруг были поражены этой метаморфозой и в еще большей степени встревожены предвыборными успехами республиканцев и их кандидата Чарльза Эванса Хьюза. Его победа (она казалась неотвратимой) {19} означала бы личную катастрофу для Франклина Рузвельта. Последний зарекомендовал себя сторонником социальных реформ и воинственным германофобом, т. е. человеком, выступающим за вмешательство в европейский конфликт на стороне Антанты, за мобилизационные мероприятия и пополнение арсеналов армии и флота новейшим вооружением. Назвать эту позицию популярной было никак нельзя. Особенно в округах с преобладанием немецкой и ирландской диаспор.

Сам Вильсон пришел к убеждению, что он не сможет победить. Покидая в день голосования нью-йоркскую штаб-квартиру демократов в отеле «Билтмор», Рузвельт обсуждал со своим близким другом Франклином Лейном, министром внутренних дел, условия учреждения новой юридической фирмы на Уолл-стрите с участием Фрэнка Полка, генерального консула госдепартамента и авторитета в области юриспруденции, с которым оба они были знакомы по учебе в Гротоне и Гарварде. Однако уже на следующий день, сидя у себя в кабинете военно-морского министерства, Рузвельт сделал короткую запись в рабочем дневнике: «Самый важный день в моей жизни. После вчерашнего вечера Вильсон мог одержать победу. Еще более обнадеживающе она выглядит сегодня в полдень». Вместе с Элеонорой Франклин позволил отвести душу, когда стало окончательно известно о победе Вильсона. Не скрывая торжества и злой иронии, он в беседе с репортером высмеял напрасные надежды «своего знаменитого кузена» {20} вынудить Вильсона уйти со сцены и вернуть себе кредит доверия большинства американцев. Политические мотивы и карьерные интересы взяли верх над родственными чувствами.

Другой хорошей новостью было то, что Вильсон, избранный на второй срок, начал сдвигаться в «нужном» направлении во внутренней и внешней политике. Последовательные реформы в области трудового права, открывающие эру «индустриальной демократии», и решительные шаги во внешней политике, которые ждали от президента интервенционисты, завоевали ему расположение молодых демократов. 3 февраля 1917 г. Вильсон разорвал отношения с Германией. Посол Бернсторф положил на стол в госдепартаменте свой паспорт. По всей стране проходили марши готовности. В первых рядах шумных манифестаций шел президент, Франклин вел за собой колонну чиновников морского министерства. Он чувствовал себя юбиляром.

События развивались стремительно, и уже вскоре «отважные парни» в кабинете Вильсона вроде Франклина Рузвельта и Франклина Лейна стали востребованы в качестве пропагандистов новой роли Америки в мировых делах. 18 марта 1917 г. немецкие подлодки торпедировали несколько американских судов. 2 апреля того же года Вильсон на заседании палат конгресса заявил, что не видит альтернативы войне. Франклин Рузвельт воспринял президентское заявление с восторгом. Все менялось на глазах. С чувством важности момента он осуществил инспекцию американских военных баз в Мексике, на Гаити, Кубе и в Доминиканской Республике. Миссия была подчинена идее подготовки к отражению немецкой угрозы. Пышные встречи, салюты, «потешные» учения, беседы с молодыми морскими офицерами помогали шлифовке взглядов на латиноамериканскую политику США, в целом сформировавшуюся уже в 1913 и 1914 годах. Было ясно, что в противовес Дэниэлсу Рузвельт был вместе с ядром служак в военно-морском ведомстве. С теми, кто настаивал не только на строительстве превосходящего остальные морские державы флота, но и на создании «полосы безопасности» на юге Соединенных Штатов.

Мексика с ее долгой революцией под боком у Соединенных Штатов вызывала у Франклина реакцию в стиле Теодора Рузвельта. «Я не хочу войны, – говорил он, – но я не вижу пути, встав на который мы могли бы ее избежать. Рано или поздно Америка должна вмешаться и очистить Мексику от политического хаоса» {21}. Японская угроза (несмотря на услуги, оказанные Т. Рузвельтом Японии во время Русско-японской войны 1904–1905 гг.) беспокоила Франклина еще сильнее. Он предвидел возможность внезапной японской атаки на флот США, ослабленный разъединением материком на два океана. Через четверть века так и произошло в Пёрл-Харборе, потребовав от Рузвельта самопризнания в непростительной беспечности и проволочках {22}. Взгляды Франклина постепенно становились хорошо известными публике. Престарелый адмирал А. Мэхэн, идеолог «жесткой силы», направил ему письмо в знак полной солидарности с ним. «Я пишу Вам, – признавался он, – потому что не знаю никого другого в нынешней администрации, к кому бы мне хотелось обратиться с этим письмом» {23}.