Великий предводитель аукасов - [34]

— Это он! Он! — задыхаясь, вскричал дон Тадео. — Это Бустаменте!

— Дуло моего ружья смотрит прямо на него, — холодно сказал граф, спуская курок.

Одновременно выстрелил Курумила, два выстрела раздались сразу. Лошадь вдруг споткнулась, встала на дыбы, начала бить передними ногами в воздухе, потом пошатнулась и грохнулась, увлекая в своем падении всадника.

— Убит? — с замиранием спросил дон Тадео.

— Еще бы! — отвечал Луи.

— Лишняя пуля не повредит, — рассудительно заметил Жоан и тоже выстрелил.

Индейцы, испуганные этим внезапным нападением, удвоили скорость и пустились, как стая испуганных ворон, не думая драться и заботясь только о жизни.

— Вниз! Скорее вниз! — вскричал граф, быстро вставая. — Воспользуемся страхом арауканцев и прикончим генерала, если он только ранен.

— Рано еще! — флегматично сказал Курумила, останавливая его. — Бой будет не равен. Пусть мой брат посмотрит.

В самом деле толпа индейцев показалась из ущелья. Но эти не бежали. Напротив, плотной массой отступали они, не как презренные трусы, но как воины, гордо оставляющие поле сражения, единственно потому, что не могут дольше держаться. Отступление поддерживал задний отряд, составленный из сотни отборных воинов. Два предводителя, верхом на горячих скакунах, скакали от одного отряда к другому, распоряжаясь отступлением. Неприятеля еще не было видно.

Вдруг раздался страшный свист выстрелов и показались чилийцы, стреляя почти в упор. Индейцы не дрогнули и бросились на них с копьями. Большая часть беглецов, рассеянных по равнине, примкнула к своим храбрым товарищам. Белые замешкались на несколько минут. Дон Тадео с товарищами увидел, что пора действовать. Со скалы раздался залп, и вершина ее покрылась облаком дыма. Оба индейские предводителя упали вместе с конями. Индейцы страшно вскрикнули и бросились с копьями вперед, чтоб защитить своих предводителей, которых чуть было не захватили чилийцы. С быстротою молнии выскочили Антинагуэль и Черный Олень (ибо это были они) из-под убитых коней, потрясая оружием и издавая военный клич. Оба были ранены. Чилийцы, выбив неприятеля из ущелья, укрылись под камни, среди кустов. Арауканцы продолжали отступать. Равнина, над которой царила скалистая башня, где засели наши друзья, была не больше мили длиною. Она вскоре суживалась, и отсюда начинался девственный лес, продолжаясь в горах. Арауканцы шли плотной массой, подбирая раненых. Они миновали равнину и скрылись в лесу. Остались только трупы людей и лошадей, подстреленных Луи и его товарищами. Генерал Бустаменте исчез — значит, он был только ранен. Стервятники с громким и пронзительным криком стали кружиться над опустевшей равниной.

— Ну, и нам пора в дорогу, — сказал, подымаясь, дон Тадео.

Курумила посмотрел на него с величайшим удивлением, но не сказал ни слова.

— Что вы так на меня смотрите, предводитель? — сказал дон Тадео. — Или вы не видите — долина пуста, арауканцы удалились. Мы можем безопасно продолжать путь.

— В самом деле, предводитель, — сказал граф, — чего мы медлим? Друзья ждут нас, нам нечего тут делать. Зачем нам сидеть тут?

Индеец указал рукою на лес.

— Там много невидимых глаз, — сказал он.

— Вы думаете, за нами следят? — спросил Луи.

— Да.

— Вы ошибаетесь, предводитель, — начал дон Тадео. — Они дрались отступая, чтоб обеспечить бегство Бустаменте, но теперь он с ними. Что ж им тут делать?

— Мой отец не знает, как воюют аукасы, — с великой гордостью отвечал Курумила. — Они никогда не оставляют врагов у себя в тылу, если есть возможность уничтожить их.

— Что ж это значит? — нетерпеливо спросил дон Тадео.

— То, что Антинагуэль ранен пулей, которая вылетела отсюда, и не уйдет, пока не отомстит.

— Этого быть не может. Наша скала неприступна. Или арауканцы орлы, что могут взлететь сюда?

— Воины рассудительны, — отвечал ульмен, — они подождут, пока у моих братьев выйдут съестные припасы и они вынуждены будут сдаться.

Дон Тадео был поражен разумностью этого объяснения и не знал, что ответить.

— Однако нам все-таки нельзя оставаться здесь, — сказал молодой граф. — Предводитель прав, и мы через несколько дней попадем в когти этих бесов.

— Да, — сказал Курумила.

— Ну, это не очень-то устраивает нас, — продолжал граф. — Храбрость и смелость сумеют выйти из самого скверного положения.

— Мой брат знает средство? — спросил ульмен.

— Может быть. Не знаю только, хорошо ли оно. Через два часа настанет ночь. Когда совсем стемнеет и индейцы лягут спать, мы потихоньку выберемся отсюда.

— Индейцы не спят, — холодно сказал Курумила.

— О, черт возьми! — с энергией вскричал Луи, и глаза его заблистали. — Если так, мы пробьемся через их трупы!

Если бы Валентин был в эту минуту со своим молочным братом, как был бы он счастлив, видя эту проснувшуюся в нем решимость.

— Мне кажется, — сказал дон Тадео, — этот план может и удасться. В полночь мы попробуем. Не удастся — мы сможем снова укрыться здесь.

— Хорошо, — отвечал Курумила, — я исполню желание моих братьев.

Жоан не принимал никакого участия в разговоре. Сидя на земле, опершись спиною о камень, он покуривал со всею невозмутимостью индейца. Арауканцы вообще таковы, когда минута действий прошла, они считают излишним утруждать свои умственные способности, пока снова не настанет в этом нужда. Они наслаждаются настоящим, нимало не заботясь о будущем, если только они не возглавляют какое-нибудь предприятие, успех или неуспех которого лежит на их ответственности. В таком случае они обыкновенно бодрствуют, все видят и ко всему готовы.