Великий перевал - [20]

Вернувшись домой, Вася побежал наверх в свою комнату; там, высунувшись из форточки, он мог видеть почти весь переулок. Пробегая мимо комнаты Франца Марковича, он заглянул в полуоткрытую дверь. Франц Маркович, пыхтя и отдуваясь, задвигал окно большим платяным шкафом.

Вбежав к себе в комнату, Вася вскочил на подоконник, распахнул форточку и, высунувшись насколько мог, стал смотреть в переулок. Какие-то военные в длинных шинелях осторожно пробирались вдоль стен, держа ружья на перевес.

«Юнкера», — подумал Вася.

Вдруг над самой Васиной головой прогремел выстрел, и один из юнкеров, выронив винтовку, упал ничком на тротуар. Другие юнкера сразу взяли ружья на прицел, и Васе показалось, что дула всех ружей устремились на него. Он едва успел отскочить от форточки, как раздался залп. В соседней комнате зазвенели стекла и послышался отчаянный вопль Франца Марковича.

Вася бросился на крик. Франц Маркович сидел на полу, лицо его было бледно, волосы взъерошены, он бессмысленно показывал пальцем на осколки стекла, усыпавшие пол.

Над их головой снова прогремел выстрел, опять с улицы ответили залпом; и Васе показалось, что град посыпался и запрыгал по крыше.

В доме поднялась суматоха. В передней послышались испуганные голоса. Вася бросился туда.

— Батюшки, — визжала Феня, — солдаты к нам ломятся.

Со двора слышались громкие звонки и стук в ворота. Юнкера толпились перед домом и требовали, чтобы их впустили.

— Ничего, — крикнул Иван Григорьевич, — это юнкера! — И он сам побежал отпирать ворота.

Через минуту вся передняя была полна серыми шинелями.

— У вас здесь в доме большевики скрываются, — сказал старший юнкер, — где у вас здесь проход на чердак?

Вася вспомнил тень, которую он видел возле слухового окна.

«Ну, — подумал он, — сейчас начнется сражение».

Два юнкера стали у выхода, остальные бросились на чердак. Но в этот самый миг в переулке загрохотал пулемет и послышались громкие крики.

— Эй, эй! — крикнули юнкера, занявшие вход, — назад, красные в переулке.

Вдоль стен теперь пробирались уже не серые шинели, а черные ободранные куртки. Но у людей, одетых в эти куртки, в руках тоже были винтовки.

Юнкера, отстреливаясь, бросились к воротам и скрылись за углом.

— Неужели у нас там на чердаке и правда большевики сидят? — воскликнул Иван Григорьевич, — что за ерунда такая!

Он взял свой браунинг и подошел к лестнице, ведущей на чердак. Простояв несколько секунд в раздумьи, он сунул револьвер в карман и сказал, махнув рукой:

— А, ну их к дьяволу!

* * *

Гром пальбы все разрастался, поминутно ухали пушки, и шрапнели с треском разрывались над высокими московскими домами.

Когда стемнело, заполыхало зарево пожара. Стрельба продолжалась и в темноте.

Весь день Вася испытывал странное волнение. Ему не сиделось на месте, он то бегал вниз, в кухню, то поднимался снова к себе в комнату. В кухне шли беспрерывные толки обо всем происходящем. Говорили, что Кремль разрушен весь, осталась от него одна груда кирпичей; рассказывали, что к Москве подходят казаки, что они прогонят большевиков.

Никто не знал ничего наверное. И некого было, спросить, ибо и Степан, и Федор, к великому огорчению Васи, оба исчезли.

Часов в двенадцать ночи опять отчаянно зазвонил звонок у ворот, и послышался грохот железных прикладов.

— Ну, — сказал Иван Григорьевич, — кажется, пришла нам крышка.

Анна Григорьевна побледнела, как смерть, и заметалась по комнате.

— Не пускайте их, не пускайте, — говорила она, — ведь они нас убьют.

— Да, попробуйте, не пустите, — злорадствовал Иван Григорьевич.

Между тем стук прекратился, и внезапно в передней послышались громкие голоса. Иван Григорьевич пробурчал что-то, одернул пиджак и пошел встречать страшных гостей; Вася проскользнул за ним.

Вся передняя была полна молодыми безусыми парнями, одни были в шинелях, другие в ободранных куртках, у некоторых в руках были винтовки. Начальник отряда, украшенный громадным красным бантом, подошел к Ивану Григорьевичу и уставил на него свой наган; вид у него при этом был очень суровый, но Иван Григорьевич почувствовал, что зря стрелять он не станет.

— Товарищ, — сказал юноша, — оружие у вас имеется? Имейте в виду, что за неверные сведения — расстрел.

Иван Григорьевич вытащил из кармана свой браунинг и отдал ему.

Глаза у парня заблестели от удовольствия.

— Гляди, ребята, — сказал он, обращаясь к остальным, — вот это штука!

Он сунул револьвер себе в карман и спросил строго:

— Ну, а офицеры у вас не скрываются?

— Нет, — отвечал Иван Григорьевич.

Начальник отряда оглядел огромный зал, в дверях которого происходил разговор, и нерешительно вошел.

— Товарищи, — сказал он, — пройдитесь-ка по комнатам, нет ли чего подозрительного, а я вам сейчас расписку выдам, что мол принял от вас оружие.

Большевики ходили по огромным комнатам, останавливаясь перед зеркалами и перед диковинными картинами. Они, повидимому, были изумлены этой невиданной роскошью.

Между тем начальник, усевшись за письменный стол, стал писать расписку.

— Ну, как, — спросил Иван Григорьевич, — думаете победить?

— Обязательно победим, — отвечал тот.

— И скоро?

— А небось, деньков через пять, как, значит, власть советы возьмут, так все и пойдет по-хорошему и войны не будет. Уж не будет так, как теперь: у одного все, у других ничего.