Великий Ноктюрн - [10]

Его подруга была одета в скромное шерстяное платье, отделанное стеклярусом. Куда девалась роскошная туника, сверкающая серебряными нитями, в которой Ромеона покинула таверну «Альфа»? Так и надо, все это в порядке вещей, решил Теодюль.

Они поужинали с аппетитом, и Теодюль вновь ощутил вкус винного соуса и лука–шарлота, рецепт коего матушка всегда хранила в секрете.

– Не стоит, Жан Батист, ничего хорошего в книгах не узнаешь.

Так мама Нотт ласково упрекала своего мужа, украдкой поглядывающего на книжные полки.

Они расстались поздним вечером: Теодюль и мадмуазель Мари вернулись в таверну «Альфа». Его поразила неожиданная мысль:

– Странное дело! А почему мы не встретили капитана Судана?

Его спутница вздрогнула.

– Не говорите о нем, ради нашей любви, не говорите о нем никогда!

Теодюль посмотрел на нее с любопытством.

– Так, так. И все же хотелось бы узнать… И тут в его голове все перепуталось.

– Мне кажется, я уже слышал все, о чем говорили папа и мама. И я определенно когда–то слышал концерт на площади Сен–Жак и когда–то ел за ужином…

Возлюбленная перебила несколько нетерпеливо:

– Разумеется… Ты блуждаешь среди картин прошлого.

– Но получается… папа и мама Нотт, мадмуазель Софи… мертвы?

– Да. Или почти…

– А ты?

– Я?

Это «я» она выкрикнула с дрожью, с ненавистью.

– Я? Ты вырвал меня из могилы, чтобы сделать своей рабой, своей…

Черная молния прочеркнулась в ее глазах, нечто зловещее, беспощадно враждебное, может быть, просто игра теней – в этот момент огоньки свечей изогнулись от вечернего ветерка, пахнувшего из полуоткрытого окна… Теодюль задумался на минуту.

– Я всегда желал, чтобы подобное произошло, правда, никогда не умел выразить свое желание.

И ни разу последующие дни не омрачались воспоминаниями о тягостной интермедии в родительском доме. Они жили согласно и спокойно в одинокой таверне: месье Теодюль более не имел намерения вернуться в Гам и бродить среди образов прошлого.

Однажды ночью он проснулся и протянул руку к подушке, где должна была покоиться голова любимой женщины.

Пусто и холодно.

Он приподнялся, позвал и, не получив никакого ответа, покинул комнату.

Дом показался странно незнакомым; Теодюль словно бы погрузился в блеклый, зыбкий, ирреальный сон: взбирался по одним лестницам, спускался по другим, проходил по комнатам, озаренным бледным и злотворным мерцанием, наконец возвратился к пустой кровати.

Его сердце сжалось, чувство новое и острое пробудилось в глубине его существа.

«Она убежала искать… его… точно… доказательство письма, что я обнаружил в маленьком секретере…»

Он бросился на улицу, как пловец в море, пролетел площадь Сен–Жак, пронесся по мосту и вынырнул в густом сумраке Гама.

Лунный луч змеился по железной вывеске галантереи. Теодюль принялся рассматривать фасад: ему почудилось, что иной, внутренний свет просачивается в щели неплотно закрытых штор.

– Ясно, – прохрипел месье Нотт. – Он в своей комнате, он зажег свечи, он читает свою распроклятую книгу, она сидит подле него!

И открыл своим ключом тщательно закрытую дверь лавки.

Запах сигары встретил его на первых же ступенях.

Он без труда ориентировался в темноте – лунное сиянье пробивалось сквозь слуховое окно. На втором этаже яркая полоска подчеркивала дверь салона.

Теодюль ворвался в комнату.

Шесть свечей горели в медных канделябрах и в камине рдело несколько подернутых пеплом углей.

– Ага, – прогудел кто–то, – вот вы и явились.

Старый капитан Судан, сидевший в вольтеровском кресле, поднял седую голову и отложил книгу.

– Где она?! – завопил Теодюль.

Старик пристально смотрел на него и молчал.

– Говорите! Вы не смеете больше отнимать ее у меня… я выполнил все приказания вашей проклятой книги, я хочу… ее, слышите?

В мутных глазах капитана заблестела насмешка.

– Пропала, вот как? Да… да… иногда и лунного луча довольно… Итак, пропала?…

Он потянулся за книгой в красной обложке. Теодюль угрожающе шагнул вперед.

– Оставьте вашу мерзкую книгу и отвечайте! Я хочу знать, где она.

– Где? В самом деле, где? Вот вопрос: где? Огромная тень колыхнулась на стене и месье

Нотт увидел, как три свечи погасли одна за одной; лунный свет проник через щель в шторах и скользнул на кресло капитана.

Теодюль, сжав кулаки, подошел ближе.

– Я вас ненавижу. Вы ее отняли в моей юности и отняли сейчас.

Он поднял руки на уровень плеч старика. Капитан сидел молча, недвижно, не обращая внимания на ревнивца.

Пламя трех других свечей исчезло, словно бы внезапно задутое, но лунные лучи отчетливо обрисовали контур капитана на фоне тьмы.

– Я вас убью, Судан, – завопил Теодюль.

Он схватил что–то холодное и дряблое, расслышал хриплый смешок, и его пальцы сомкнулись в пустоте. Торжествующе воскликнул:

– Мертв! Теперь она моя, только моя!

Вдруг ставни затрещали, раскрылись во всю ширь и золотисто–голубая волна лунного света хлынула в салон.

Теодюль закричал от ужаса: черная рыхлая масса висела в воздухе, приближаясь к нему с беспощадностью, которую он скорее угадал, нежели увидел.

В зеленовато–голубом мерцании вскинулись руки – фантомальные и гигантские, и постепенно проступило угрюмое неумолимое лицо.

– Мадмуазель Мари, – прошептал он, вспомнив кошмар далекой ночи.