Великий мертвый - [62]

— Что это? Марина! Спроси его, куда он меня привел?!

Но Марина как не понимала. На подгибающихся ногах она подошла к струе, подставила руку и завизжала:

— Ты нашел казну Союза! Кортес! Ты самый богатый человек на земле!

Он их тогда чуть не убил — обоих.

А тем временем солдаты все несли и несли, обшаривая комнату за комнатой, и дней через восемь золота собралось так много, что совершенно очумевший Кортес до сих пор не представлял, как все это вынести. Лошади были нужны для прорыва, солдаты — для боя, а нагрузить золотом тысячу пришедших с ним тлашкальцев, но бросить орудия и порох, было… весьма рискованно.

А Берналь Диас все отливал и отливал — слиток за слитком.

— Сегодня-завтра уходим, — тихо проронил ему Кортес.

Диас насторожился и отставил пустую форму в сторону.

— А как выносить будем?

— Понятия не имею, — убито признал Кортес. — Но то, что осталось в зале для приемов и коридорах, тоже можно забирать. Там оно уже ни к чему, — не перед кем красоваться…

Берналь Диас охотно кивнул и вдруг рассмеялся.

— Вот только солнце дикарям придется оставить.

— Какое солнце? — не понял Кортес и глянул на бьющее сквозь тростниковую занавеску вечернее индейское светило.

— То, что в главном зале стоит, — пояснил Берналь Диас. — Нам его просто не выкатить. Никак.

Кортес мигом вспомнил высоченное, в полтора человеческих роста, отлитое одним куском золотое солнце и рассмеялся.

— Да, дьявол с ним! Оставим дикарям хотя бы их солнце. И пусть это будет нашей самой большой потерей…

* * *

На этот раз Какама-цин пришел во дворец один и не с пустыми руками. Холодно оглядев здоровенных гвардейцев у входа и показав им самый обычный, вполне в традициях двора подарок Мотекусоме, скинул обувь, поправил одетую специально для приема простую, безо всяких украшений накидку и двинулся темным коридором.

Мимо промчался взъерошенный кастиланин с мешком, и Какама-цин вежливо пропустил его мимо себя и, дождавшись, когда его осмотрит выскочившая в коридор беременная переводчица, вошел в комнату для приемов. Здесь было все точно так же, как и в прошлый раз. Вот только Кортеса не оказалось, а сидящие напротив Мотекусомы капитаны сменились.

Какама-цин подошел к Великому Тлатоани, коснулся пальцами ковра у его ног, затем — губ и лишь тогда пододвинул скамеечку и сел — спиной к капитанам.

— Я принес тебе добрую весть, дядя.

Мотекусома удивился. Очень.

— И… какую?

Какама-цин улыбнулся, поставил подарок себе на колени и аккуратно, так, чтобы не видели кастилане, приоткрыл полотняную обертку.

Лицо Мотекусомы дрогнуло.

— Это хороший подарок, Какама-цин, — признал он. — Очень хороший. Но во дворце он не принесет пользы. Найди ему более достойное применение… прошу тебя.

Какама-цин просиял, завернул огромную, страшную, бородатую и самую первую голову кастиланина в полотно и, смерив застывших в почетных накидках вражеских вождей презрительным взглядом, попятился к выходу.

— Я найду ему самое лучшее, самое полезное применение, какое смогу, Великий Тлатоани…

* * *

Улицы пришли в движение буквально за три-четыре часа до намеченного и все еще горячо обсуждаемого выхода из города.

— Кортес! — крикнул дозорный из угловой башни. — Иди сюда, Кортес! Быстрее!

Кортес чертыхнулся, сунул найденную в бумагах Мотекусомы схему города Сандовалю, пересек двор, быстро взобрался по лестнице наверх и, тяжело дыша, встал рядом.

— Что у тебя.

— Смотри… — ткнул пальцем дозорный. — Во-он там.

Кортес пригляделся. Вдоль пролегающего неподалеку канала двигалась группка до предела возбужденных горожан.

— Ты посмотри, что у них на шесте…

Кортес пригляделся и презрительно хмыкнул. Это была голова. Самая обычная голова.

— И ты меня за этим от дела оторвал?

— Он бородатый, Кортес! — с напором произнес дозорный. — Приглядись!

Кортес пригляделся… и ничего не разглядел.

— Далеко…

И вот тогда закричали с соседней башни.

— Вниз посмотри! Вниз! Прямо под вами!

Кортес высунулся из бойницы и обмер. Вдоль стены шла еще одна процессия — человек в пятьдесят, и тот, что был впереди, тоже держал шест с головой. И это определенно была голова кастильца.

— Черт! Откуда это у них?

— Это Аргэльо… из Леона, — взволнованно пояснил дозорный. — Неужто не узнаешь? Такого урода, как он, было еще поискать…

Кортес похолодел. Аргэльо он оставил в крепости Вера Крус.

— Сеньора Наша Мария!..

Он слетел вниз по лестнице, утроил посты, оторвав от дела даже тех, кто паковал золото, приказал трубить общий сбор и срочно укреплять ворота, всем, чем только можно, а спустя два часа из гарнизона Вера Крус прибежали два гонца-тотонака. Протиснулись в осторожно приоткрытые ворота, сунули Кортесу письмо, а, едва отдышавшись, стали рассказывать сами.

Кортес слушал и мрачнел. В письме-то было описано героическое сражение с целым легионом индейцев, но, судя по рассказам тотонаков, оставленного им за начальника крепости и во всеуслышанье объявленного своим родным братом Хуана Эскаланте, просто обвели вокруг пальца.

Начальник мешикского гарнизона из Наутлы выбрал самое близкое к городу Вера Крус, но еще не успевшее породниться с кастильцами селение и начал требовать взноса. Понятно, что тотонаки к уплате оказались не готовы, и военные принялись жечь крыши, поливая их — для дыма — водой.