Великий мертвый - [55]

В голову ударило, а во рту появился жуткий привкус. У падре разгорелось лицо, и он подумал, что надо бы это чем-нибудь заесть, чтобы не опьянеть. Но еду уже унесли.

— Все у вас, не как у людей, — пробормотал падре.

Нет, он не был пьян. Напротив, по всему телу разлилась бодрость и желание наставлять и просвещать — без устали.

— А людей в жертву приносить вы прекращайте, — решительно выпалил он. — Папа Римский этого не одобряет.

Агиляр оторопело посмотрел на Кортеса, и тот, глянув на заинтересованно пускающего из ноздрей дым Великого Тлатоани, поморщился и нехотя кивнул:

— Переводи.

* * *

За одни эти сутки Мотекусома узнал о кастиланах чуть ли не столько же полезного, сколько за все предыдущие годы.

Во-первых, кастилан пересчитали, а банщики, с трудом уговорив Кортеса, испытать здешнюю, дворцовую — не чета остальным — баню, и внимательно разглядев моющихся по очереди солдат, отметили, что многие из них не только завшивлены, но и серьезно больны. У одних в паху вздувались такие огромные желваки, что они передвигались, лишь расставив ноги. Другие беспрерывно кашляли, а уж это лихорадочное сияние в глазах банщики наблюдали у всех.

Во-вторых, единственная женщина в отряде определенно ни была никому близкой родней. Более того, у банщиц возникло подозрение, что она склонна к беспорядочным отношениям, как с мужчинами, так и с женщинами, что делало ее непригодной в качестве невесты Великого Тлатоани или его племянников.

Но наиболее потрясающей оказалась проповедь опьяневшего от какао жреца. Нет, в целом она почти совпадала с тем, что Мотекусома уже знал, — от перебежчика Мельчорехо. Но были и детали… ох, какие важные детали!

* * *

Совещание капитанов проходило бурно.

— Не будь же таким идиотом, Кортес! — позабыв про не так давно опробованные кандалы, орал Ордас. — Не пойдет он в подданство дону Карлосу!

— А ты что предлагаешь? — играл желваками челюстей бледный от бешенства Кортес.

— У него людей больше, чем во всей Кастилии, — нестройно, однако почти полным составом поддержали Ордаса капитаны.

Кортес вскочил.

— Хватит юлить! Говори прямо: что… ты… предлагаешь?!

Бывший губернаторский мажордом смутился. Варианта равноправных отношений с дикарями разработанное лучшими юристами Кастилии «Рекеримьенто» не предполагало. Только ввод во владение, крещение и подчинение отеческой руке монарха.

— Кортес прав, — поддержал генерал-капитана сидящий у стены Альварадо. — Сказано, ввести во владение, значит, надо вводить.

Кто-то саркастично хохотнул. Этот набитый людьми, словно рыбье брюхо икрой, город видели все. И был этот город, по мнению бывалых солдат, пожалуй, побольше, чем Рим.

— Ладно, там видно будет, — внезапно вздохнул Кортес. — Я и сам еще не знаю, как все пойдет.

Он повернулся к тростниковой занавеси на пустом дверном проеме.

— Марина!

— Да… — зашелестела занавесь.

— Узнай, как там Мотекусома. Когда нас примет?

— Уже узнала, — кивнула Марина. — Мотекусома играет в мяч с вождями. Пока с тобой говорить не может.

Кортес раздраженно махнул рукой. Он категорически не понимал этой страны, где сюзерен может купаться в золоте и при этом играть с вассалами в какую-то дурацкую игру, — словно мальчишка. А когда Марина стремительно скрылась за тростниковой занавесью, Кортес повернулся к своим капитанам.

— Со мной пойдут пятеро: нотариус, Альварадо, Ордас, Веласкес де Леон и Сандоваль, — он критически оглядел капитанов. — И, ради всего святого, сеньоры, держите язык за зубами! А не как вчера падре Хуан Диас…

* * *

Мотекусома со своей командой выиграл у сборной команды Тлатокана со счетом 14:12, — новый состав толкователей, помня о позорном изгнании предыдущего, подсуживать противнику Мотекусомы уже не смел.

— Только будь с ними поосторожнее, — напоследок попросил старый Верховный судья. — Игра игрой, а как в переговорах мяч ляжет, никто заранее не скажет.

Мотекусома кивнул и неторопливо двинулся отмываться от запаха игры. Позволил снять с себя шлем и щитки, затем вымокшую одежду и улегся на теплую каменную плиту, предоставляя делать остальное зрелым, не моложе сорока лет мойщицам.

Так было не всегда, и еще его дядя Ауисотль содержал как раз наоборот — лишь юных, чтобы девочки еще успели выйти замуж. Однако те времена закончились вместе со смертью дяди, и новая Сиу-Коатль, прощала новому Тлатоани и своему мужу только его триста шестьдесят девять законных жен — строго по одной от каждого рода.

— Великий Тлатоани…

— Да, — не поворачивая головы, отозвался Мотекусома.

Это был секретарь, получивший разрешение отрывать Тлатоани новостями до тех пор, пока в его дворце гостят чужаки.

— Кастилане настаивают на встрече.

— Пусть ждут, — улыбнулся Мотекусома. — Я полгода ждал.

Секретарь вышел, а Мотексома, с наслаждением подставляя тело упругим и одновременно нежным щеткам мойщиц, домылся до конца, досуха вытерся большим пушистым полотенцем, неспешно подобрал одежду, выпил божественного какао и закурил.

— Превосходный табак, — пробормотал он и выглянул в узкую амбразуру, прорубленную специально, чтобы он мог видеть старую часть дворца.

Кортес бегал по двору и орал на солдат.

— Хорошо… — рассмеялся Тлатоани. — О-очень хорошо.