Великий мертвый - [30]

Мотекусома поднял руку, и вожди нехотя умолкли.

— Задумайтесь лучше о другом, — тихо произнес Тлатоани. — В письме сказано, что Семпоала не будет платить взносов не только нашему Союзу, но и никому другому. Верно?

Вожди переглянулись. Да, секретарь зачитал именно так. Но Мотекусома уже продолжал:

— Значит, он не собираются входить в союз с кастиланами.

— Верно… — закивали вожди.

— Но почему? — он обвел вождей напряженным взглядом. — Зачем уходить от нас, если не собираешься породниться с кастиланами? Кто-нибудь может объяснить?

Члены Высшего совета замерли.

— Какама-цин! — громко обратился Мотекусома к племяннику.

— Да, дядя… — мрачно отозвался Какама-цин.

— Съезди в Семпоалу и поговори со всеми, с кем получится. В общем, разберись. Только по-умному, без лишних угроз. Ну, а мы… — Мотекусома вздохнул и обвел совет тяжелым взглядом, — мы с вами будем готовиться к войне.

* * *

Тем же вечером он пришел к одной из своих младших жен — дочери главной Женщины-Змеи всей Семпоалы.

— Слышала?

— Да, — побледнела жена. — Семпоала отложилась.

Мотекусома сокрушенно покачал головой, и жена медленно стащила через голову расшитое цветами платье, подняла и скрепила на темечке тяжелые черные волосы и, встав на колени, склонила голову к циновке.

— Не надо, — коснулся ее Мотекусома. — Сядь.

Жена всхлипнула и села.

— Ты же имеешь право меня задушить… — отирая крупные слезы с округлых щек, пролепетала она.

— Мне не хочется, — улыбнулся ей Мотекусома.

— А как же закон? — мгновенно перестала плакать ошарашенная жена.

И тогда Мотекусома засмеялся. Он смеялся все пуще и пуще, пока не захохотал во все горло и, не в силах даже стоять, повалился на циновку.

— Ты знаешь… я уже… о-хо-хо! Столько… законов… нарушил! Ой, не могу!!! Ха-ха-ха-ха-ха…

* * *

Едва сумев дослушать длинный, на полчаса текст «Рекеримеьенто», Кортес рассеянно принял поздравления капитанов и удалился под свой навес. Его трясло.

«Лихорадка?» — подумал он, повалился на бок и поджал ноги к животу. Знобило.

Лихорадкой болели многие из его людей, хотя это еще было меньшее из зол. Здесь, в жарком, влажном климате у многих набухли в паху огромные, остро ноющие желваки, открылось кровохарканье, а от колотья в боку погибло никак не меньше двух десятков солдат.

«Мне нельзя болеть… — подумал он. — Только не сейчас…»

Но встать и заставить себя двигаться, руководить, жить… сил не было.

Сплетенная из пальмовых листьев занавесь у входа затрещала, и он подумал, что надо бы встать, встретить…

— Колтес!

Его развернули на спину, и Кортес вяло улыбнулся. Это была Марина. Юная переводчица тронула его лоб, сокрушенно чмокнула губами, стащила через голову просторную полотняную рубаху и легла на него всем телом. Стало теплее.

— Ты класивый, Колтес, — тихо шепнула ему в ухо Марина. — Очень.

Кортес хотел удивиться кастильскому языку из ее уст, и не сумел.

— И сильный… Меня взял себе…

— Угу… — прикрыл глаза Кортес.

— Женщин дадут, возьми дочку толстяка… Ты понял, Колтес? Только ее… будешь еще сильнее…

Кортес хотел спросить, а хороша ли она, но уже не успел; его стремительно засасывала цветастая, наполненная бредовыми картинами воронка — на полвселенной.

* * *

Спустя два дня крепость Вера Крус была заполнена народом. Семпоальские землекопы готовили рвы под фундаменты, камнетесы — камни, носильщики таскали бревна, плотники их обстругивали, а вожди союзного Семпоале племени тотонаков не отходили от капитанов, где на пальцах, а где в картинках объясняя особенности местной тактики и детально разъясняя, как и откуда, скорее всего, будут атаковать военачальники Мотекусомы.

А тем временем между здешними жрецами и кастильскими священниками шла настоящая схватка. И сойтись не могли в главном: крестить ли дочерей вождей, а если крестить, то перед тем, как отдать капитанам или после того.

Позиция каждой стороны была по-своему логична, и глубокомысленный теологический спор, изрядно отягощенный переводом Агиляра и Марины, все время вел в тупик. И лишь когда в дело вмешался Кортес, основание для спора иссякло — само собой.

— Ты что, брат Бартоломе, — взял он монаха под локоть, — во второй раз венчать меня собираешься? При живой жене?

— Упаси Бог! — перекрестился тот.

— Ну, а какого черта?! К чему это словоблудие? Разве кто пострадает, если мы отгуляем по-сарацински, а уж потом их окрестим?

— Но…

— Хватит, — отрезал Кортес. — Ты прекрасно понимаешь цену этого «брака», так что нечего умника из себя строить.

А когда и частокол, и «невесты» были практически готовы, прибыли послы Мотекусомы — оба его племянники, то есть, по здешним обычаям — самые близкие люди и наследники.

«Если они уже выслали войска, — сразу же высчитал Кортес, — у меня дней пятнадцать осталось… не больше», — и отправился обмениваться дарами. Но вскоре понял, что столько времени у него может и не быть.

— Как здоровье Женщины-Змеи Хуаны и ее могучего сына дона Карлоса, военного вождя всех кастильских племен? — сразу же после обмена поинтересовался главный посол — Какама-цин.

— Слава Сеньоре Нашей Марии, Их Высочества здоровы, — вежливо кивнул Кортес. — А как себя чувствует Великий Тлатоани Мотекусома Шокойо-цин и все его жены, сестры и их дети?