Великий комбинатор возвращается! - [31]

Ипполит Матвеевич, сделав нарочито безразличное лицо, неторопливо прогуливался у железного кованного, в якорях забора грузового порта. Портовые, похожие на больших пауков, краны, подхватывая цепкими щупальцами большие морские контейнера и огромные брезентовые тюки, быстро сновали по бетонным пирсам и опускали грузы на палубы больших океанских кораблей. За забором туда-сюда суетились электрокары и грузовики, маленькие маневровочные паровозики цепляли целые вереницы железнодорожных вагонов и платформ и, поднатужившись, таскали их по припортовым рельсам. Все это гремело, свистело, гудело, звенело, тарахтело, дребезжало и сливалось в неповторимую портовую какафонию манящих в дальние странствия звуков.

Прибывающие из дальних походов корабли, швартовались у пирсов, другие-же, приняв в свои утробы грузы, давали прощальные гудки и уходили в неизведанные дали. На въезде в грузовой порт дежурили стрелки военизированной охраны; у ворот, с карабином на плече, прохаживался строгого вида пожилой охранник в синей униформе со скрещенными винтовочками в петлицях, на проходной, управляя крутящимся турникетом, тоже сидел вохровец с кобурой на поясе. Проникнуть на территорию порта не замеченным охраной было не возможно, и Воробьянинов это прекрасно понимал. Он понуро прохаживался вдоль забора порта и завистливо поглядывал на уходящие в открытое море суда. От долгого хождения пешком у Ипполита Матвеевича разболелись ноги и зашалило серце; он присел на стоящую под акциями садовую лавку и задумался.

– Папаша, закурить не найдется, – вдруг услышал он чей-то звонкий голос и поднял голову – перед ним стоял дюжий молодец в брюках «клеш» и матросской тельняшке на выпуск, его рыжие волосы развевались на ветру.

– Не курю я, – испуганно ответил Воробьянинов и подумал, – Моряк, наверне…

– Очень плохо, папаша! – весело прокричал рыжеволосый и повернулся, собираясь уходить.

– Постойте, товарищ! – окликнул его, внезапно решившийся на решительные действия, предводитель. – Товарищ моряк, мне нужно с вами поговорить.

И Воробьянинов, узнав от общительного моряка, что тот служит матросом на грузовом судне, которое сейчас грузится и через два дня отправится в Рио-де-Жанейро, изложил ему свою просьбу.

– Нет, это невозможно! – сразу же отрезал моряк. – В порт без попуска и мышь не проскользнет. – И, повернувшись к старику спиной, направился к проходной.

– Я вам заплачу хорошо, уважаемый! – проблеял ему вдогонку Ипполит Матвеевич.

Матрос остановился.

– Я заплачу вам тысячу рублей!

Матрос пошел дальше.

– Две тысячи рублей! – предводитель привстал.

Матрос не останавливался.

– Пять тысяч рублей! – крикнул Воробьянинов.

– В иностранной валюте, – бросил на ходу матрос.

– Договорились! – выдохнул Ипполит Матвеевич.

Рыжеволосый повернул назад и подошел к настойчивому старику:

– Балаганов, Шура, – представился он.

– Конрад Карлович, – соблюдая конспирацию, представился предводитель. – Михельсон.

– Деньги вперед! – сразу предупредил Шура.

– Разумеется, уважаемый, разумеется, но какие гарантии? – несмело спросил предводитель.

– Не дрейфь, папаша! – беззаботно ответил матрос. – Доставлю вас в Рио в лучшем виде! Вот и все гарантии…

Условившись встретиться через два дня на этом же месте, заговорщики разошлись по своим делам. Матрос Шура Балаганов отправился на свое судно, где он заступал на очередную вахту; Ипполит Матвеевич, отягощенный свалившимися на него заботами, думал нелегкую думу: «Где достать деньги для оплаты бегства из Страны Советов, и деньги большие. Можно, конечно, продать золотую шкатулку, но вот вопрос: –« Кому? Как отделаться от сумасшедшего напарника Федора Вострикова?»

Наступил поздний южный вечер. Со всех сторон города к морю тянулись большими компаниями, парочками, а также поодиночке беззаботные граждане, за день основательно подтаявшие от невыносимой жары в душных учреждениях, и мечтающие только об одном: немедленно окунуться в вечерние прохладные воды.

И только странный неопрятный старик в толстом потертом, и совсем не летнем дореволюционном френче, нелепом галифе, истоптанных сапогах и помятой фетровой шляпе не обращал никакого внимания на неописуемую красоту вечернего моря. Его трясла бриллиантовая лихорадка, которая снова бросала его в водоворот невероятных и опасных приключений.

Отец Федор, не застав Воробьянинова в гостинице, разволновался: «Неужели предводитель сбежал с бриллиантом, бросив его, Федора Вострикова, который, собственно и нашел этот камень, на произвол судьбы». Святой отец не мог точно определить стоимость найденного в автомобиле Бендера бриллианта, но чувствовал, что Воробьянинов лукавит и сознательно скрывает от партнера истинную ценность драгоценного камня. Батюшка бросился к выходу, настойчивая мысль терзала его смутившийся мозг: «Надо найти Воробьянинова и завладеть бриллиантом; если потребуется, то он пойдет на решительные действия» – сжал маленькие кулачки Востриков, выскочил опрометью из парадных дверей гостиницы, и тут же носом влетел в чей-то тощий живот. Подняв вверх голову, отец Федор увидел, что столкнулся с Ипполитом Матвеевичем, который с высоты значительного роста понуро смотрел на своего жалкого спутника.