Великий комбинатор возвращается! - [11]

Гадалка была поражена странным распоряжением своего повелителя, но возражать не посмела, – она была уверена, что Воробьянинов прибыл из Парижа с тайной миссией, и, восхищенно глядя на полоумного старика, прошептала:

– Я все сделаю…

Матушка, получив от супруга странный приказ, тихо поплакала, но возражать тоже не стала.

Заговорщики начали готовиться к побегу…

Впереди были свобода, сокровища, Париж!

Воробьянинов сильно нервничал и не отходил от своей койки, под матрасом которой спрятал штатское платье и десять рублей денег. Отец-же Федор проявил вдруг самые недюженные способности к заговорщицкой деятельности, и готовился к побегу из желтого дома самым серьезным образом: он украл из больничной кухни столовый нож, насушил два мешочка сухарей, где-то позаимствовал бельевую веревку и молоток. Через неделю все, по мнению заговорщиков, было готово. Перед решающей ночью Востриков тайно пронес на кухню и спрятал за помойным баком узел со штатской одеждой и сухарями. Ипполит Матвеевич страшно трусил: при одном воспоминании о чугунных кулаках товарища Бендера, ноги его противно немели и голова покрывалась холодным потом. За шесть лет заточения в Старгородской психиатрической лечебнице бывший предводитель дворянства привык к бездумному и тихому существованию, и какие-либо перемены страшили его. И только фантастическое воскрешение товарища Бендера из мертвых, осветившее жалкое существование жалкого старика бриллиантовым сиянием и новой надеждой на осуществление самых заветных желаний, придало Воробьянинову решимости и он назначил ночь побега.

Отец Федор суетился, бегал по палате и, наклонившись к лежащему на койке бледному Ипполиту Матвеевичу, шептал ему на ухо:

– Держитесь, дражайший! Сегодня сокровища будут нашими!

У Воробьянинова предательски дергалась щека, у него возникало желание отказаться от побега, тещиных сокровищ и от заманчивой беззаботной жизни в Париже. Он подозрительно поглядывал на Вострикова, и ужасная мысль пронзала его воспаленный мозг: «Если святой отец уйдет один, то присвоит все драгоценности себе» – этого бывший предводитель допустить не мог.

К вечеру лечебница угомонилась; дежурная сестра, в сопровождении двух санитаров, обошла всех буйных и сделала им успокоительные уколы, тихие и выздоравливающие получили витамины; в десять часов вечера везде потушили свет. Только дежурный санитар бодрствовал в деревянной будке возле ворот лечебницы, и не спали бывший предводитель Старгородского уездного дворянства Ипполит Матвеевич Воробьянинов и батюшка-расстрига Федор Востриков.

Улицы Старгорода опустели, свет в окнах потух, и бывший уездный городок погрузился в сон.

– Пора! – отец Федор осторожно стащил одеяло с Воробьяинова.

Предводителя била нервная дрож.

– А может завтра…? – прошипел он.

– Смелее, смелее! – Востриков взял упирающегося подельника за руку. – Пошли!

Заговорщики на цыпочках миновали темный больничный коридор и подошли к кухонной двери. Востриков ловко, как заправский взломщик, кухонным ножом вскрыл дверной замок, и злоумышленники вошли в хозяйственный блок лечебницы. Полный месяц через зарешеченные окна ярко освещал кухню, – беглецы без труда нашли припрятанные узлы с одеждой.

– Уходим через окно, – сказал отец Федор, подтащил к стене деревянную засаленную скамейку и, взобравшись на нее, выдавил оконное стекло.

Выбросив узлы с одеждой на улицу, тщедушный Востриков подтянулся и легко пролез в узкое окно.

– Я прыгаю, не мешкайте, – прошептал святой отец и свалился в темноту.

Ипполит Матвеевич, задыхаясь и немея от страха, забрался на скамейку и просунул голову в окно – при его значительном росте сделать это было не трудно. Он осмотрелся, – на улице было темно и ничего не видно; он просунул в окно сначала правое плечо, затем левое и попытался выбраться наружу, но с ужасом понял, что застрял в узком окошке. Он попытался вернуться назад в кухню, но и назад пути не было: он наглухо застрял в оконной фрамуге.

Снизу раздался еле слышный шепот отца Федора:

– Что Вы там застряли? Прыгайте быстрее, предводитель, нас могут застукать!

Ипполит Матвеевич с силой оттолкнулся ногами от скамейки, его туловище значительно продвинулось вперед на улицу, но теперь он повис в окне головой вниз на свободу, задняя-же его часть по прежнему находилась в желтом доме.

Внизу суетился Востриков, вопрошая:

– Ну что там опять у Вас?

– Застрял, помогите! – синея, простонал предводитель.

– Тише, тише… – отец Федор пошарил руками по земле, нашел длинную хворостину, приподнялся на цыпочки и, прицелившись в тусклом лунном свете на голову Воробьянинова, пощекотал острым концом хворостины в носу предводителя. Ипполит Матвеевич съежился, громко чихнул во всю грудь и вылетил из окна головой вниз.

– Бежим, бежим! – Востриков перекинул через плечо узлы с одеждой и беглецы поспешили прочь от ненавистного дома.

Зрелище было жуткое: тщедушный лохматый отец Федор, с торчащей во все стороны лохматой бородой, походил на нечистого из Гоголевских произведений, длинный и тощий Воробьянинов выглядел ожившим скелетом. Месяц, не выдержав издевательства над своим изысканным вкусом, спрятался за облако и злоумышленники продолжали свой путь в кромешной тьме. Прижимаясь к стенам домов, беглецы добрались до конца улицы.