Великий князь всея Святой земли - [13]

– Это ты сам решать будешь, я тебе не указ. Пути свои с Богом согласовывай, не со мной, – Нестор помягчел и даже его губы искривило подобие улыбки, – Дам я тебе в провожатые, али в сотоварищи, дружка твоего старинного Микулицу, с коим ты еще без порток бегал. Он ныне крепко учен, и книжником слывет, а по мне, так чернокнижником. Но то между нас разговор. Не смотри, что он годами с тобой одинаков, он по учености многих не только здесь, но и в Святой Земле за пояс заткнет. Кроме всего, знает он книги странные, к учению запрещенные, и стремится еще больше знать. Он тебе дельный совет, когда нужда придет, даст. Ты ему верь, он черного дела за пазухой не держит. А главное любит он тебя, как брата кровного.

– Микулицу я и сам за брата кровного держу, может даже сверх того, – улыбнулся впервые за весь разговор княжич, – Так что, это не обуза, а подарок мне. Спаси тя Бог за это, батюшка.

Нестор встал, показывая, что разговор окончен. Перекрестил Андрея широким двуперстным крестом и мягко сказал:

– Нагнись, экая оглобля вымахала.

Княжич пригнулся, и черноризец повесил ему на грудь образок Богоматери.

– На дорогу тебе и на будущее, оберегет тебя спасительница.

– Богоматерь – это Богородица?

Нестор уловил двойной смысл в вопросе крестника и коротко ответил:

– Богоматерь – это Дева Пречистая, Божья мать. Она тебе заступница. Ступай. Микулица уже в людской заждался, а вам еще по буеракам до городка скакать, – он еще раз перекрестил ему лоб и поцеловал троекратно, – Жду тебя, возвращайся…крестник, – голос его дрогнул Андрей перекрестился на образа, вышел из Собора. К нему подскакал Микулица, ведя в поводу княжеского жеребца. Он был в светском, такого Андрей еще не видел, потому, как чернокнижник всегда ходил в монашеской рясе, с тех пор, как сменил детскую рубаху на порты.

– Ладный парень, – отметил он про себя, разглядывая разворот плеч инока и пудовые кулаки, лежащие на луке седла.

Кивнув ему, он вскочил в седло, резко поднял коня на дыбы и, гикнув, бросил его в проем ворот. Сзади раздался звон копыт по булыжному двору.

– И всадник, хоть куда, – опять отметил Андрей, – Да что это я, брата, что ли названного плохо знаю. Домой, на сегодня все.

– Домой! – крикнул он, не оборачиваясь, и хлестнул коня.

Человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до сих пор неизменно преуспевал.

Макиавелли

Можно, думается мне, полагать истинным, что судьба распоряжается половиной наших поступков, но управлять другой половиной или около того она предоставляет нам самим.

Макиавелли

Наступил последний день, отпущенный князем Юрием на сборы и проводы.

К утренней трапезе за столом Андрея собрались ближние, палатные отроки, будущая малая дружина, и Микулица с Малком. Дядьки Данилы за столом не было, он готовил коней и платье для поездки к князю. Андрей обвел столы взглядом, сидевшие за ними други были как на подбор, с такими не боязно хоть в сечу, хоть к царским дворам со сватовством. Дружинники были одного с ним возраста, знакомые с пеленок, с ними он носы на салазках разбивал, катаясь с крутых гор на берегу Нерли, с ними грамоту учил, с ними осваивал науку воинскую. Отобрались лучшие, ладные и оборотистые, кому хоть в огонь, хоть в воду, хоть медные трубы слушать все в охотку, все не в напряг.

Малк и Микулица затерялись среди них, как братья кровные, потому как, и по возрасту, и по обличию, и по платью, мало, чем отличались от дружинников. И еще роднило всех то, что по Правде все они были изгоями, не по роду и по рождению, по судьбе. Все были четвертыми сыновьями в роду или детьми вдов. А посему, полагался им в жизни этой: конь, доспех да покрут, то есть служба Отечеству. Ни двора, ни кола, ни добра им было не положено, кроме того, что на меч да на кончик собственного копья возьмут. Поэтому не было у них сомнения – то ли с княжичем в чужие, незнакомые земли идти, долю пытать, то ли на теплой печи отлеживаться. Может там им Судьба Макошь дорогу добрую укажет, может там их счастье ждет такое, что и в родной стороне не стыд показать и побахвалится будет.

Это еще только утренняя трапеза, днем они с родичами попрощаются, поплачутся, а вечером княжеский пир, проводы, на большом дворе в тереме. Там на площади накрывают столы, и бочонки выкатывают с медами да взварами, режут быков, да баранов, пекут пироги. Главный пир там, вечером, а сегодня с утра последние наставления, последняя приглядка княжича к тем, кто с ним в дорогу пойдет, на кого ему в пути опираться, и с кем ему совет держать, а придется, не дай Бог, и в бою спина к спине стоять. Андрей опять поднял взгляд от блюда с бараниной.

– Достойных отроков здесь человек двадцать, значит вместе с челядью и старшей дружиной, до Царьграда, через немирные земли, пойдет сотни две воев. Это хорошо, спокойно. Да и с царевной, назад в Киев, можно будет легко человек сто старшей дружины отпустить, да еще Базилевс своих столько же даст, а то и поболее – дары сторожить. Дойдут, знать. Значит со мной, в Святой Град, считай на круг, человек сто и отправится. Нормально, и в дороге спокой, и на покое не в тягость, так и порешим, – Он еще раз обвел всех взглядом, и только уверился в своем решении.