Великий Инквизитор - [7]

III

Наконец, Великий Инквизитор поднимается до высот или опускается до низин сатанинского пафоса. Что-то сверхчеловеческое, нездешнее, предмирное звучит в словах его, когда рисует он будущее царство свое и свою роль в нем: "...но стадо вновь соберется, и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их, наконец, не гордиться, ибо Ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что {детское счастье слаще всякого}". Пусть страшатся этих зловещих слов современные устроители счастья, устроители земли без неба, жизни без смысла, человечества без Бога. Это страшное пророчество духа зла: "Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим их жизнь, как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения: позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя". Дьявольский дух небытия чувствуется в этих словах, и пусть страшатся его те, которых соблазняют "детские песни" "невинные пляски" грядущих счастливцев. Кто эти "мы", которые возьмут на себя наказание за грехи? Не люди уже и не избранники среди людей; "мы" - это только способ выражения, "мы" - это "он", дух Великого Инквизитора, дьявол, искушавший Христа в пустыне, воплотившийся в конце истории. "Самые мучительные тайны их совести - все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного. И {все будут счастливы}, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысяча миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла. Тихо умрут они, тихо угаснут во имя Твое, и за гробом обрящут лишь смерть. Но мы сохраним секрет, и для их же счастья будем манить их наградой небесной и вечной. {Ибо если б и было что на том свете, то, уж, конечно, не для таких, как они}". Эти "сто тысяч страдальцев" - лишь художественный образ, в последнем же метафизическом счете этих страдальцев, "взявших на себя проклятие познания добра и зла", окажется всего один, это - "отец лжи", искушавший в пустыне, метафизический дух Великого Инквизитора. Великий Инквизитор хотел бы сделать людей недостойными "того света". В последних словах как бы разоблачается его тайна, это - тайна {окончательного небытия}, отрицание вечности, неверие в смысл мира, в Бога. Тайну "ста тысяч страдальцев" знают те, которые идут за Христом, которые прозрели смысл мировой жизни, но она скрыта для "тысяч миллионов счастливых младенцев".

О, конечно, ни в позитивизме, ни в социализме, ни в зачинающейся религии земного человечества, освобожденного от вселенского смысла, нет еще той картины, которую рисует Великий Инквизитор, но путь этот есть уже {его} путь. Люди уже захотели, чтобы "избавили их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного". Позитивизм уже избавился от этих мук, уже отверг для людей решение личное и свободное, это - одна из хитростей Великого Инквизитора. Абсолютное земное государство, вновь возрождающееся в эсхатологии социал-демократии, - другая его хитрость, "все будут счастливы". Но это предмирное, метафизическое начало зла, небытия и рабства находится в состоянии исторической текучести, дух Великого Инквизитора не имел еще окончательного и предельного воплощения, он сокрыт, его нужно разоблачать под разными масками. Люди, ныне обольщаемые духом Великого Инквизитора, это еще не "счастливые младенцы", еще не "подчинившиеся". Эти люди более всех гордятся, более всех бунтуют, обоготворяют только себя, только свое человеческое. Но обоготворение человеческого, самообоготворение человека ведет роковым образом по закону мистической диалектики к обоготворению одного сверхчеловека. Люди, плененные младенческим счастьем Великого Инквизитора, окажутся рабами, жалкими существами и ощутят потребность в окончательном подчинении. Что-то похожее мелькает уже в лицах масс, загипнотизированных самыми революционными и, по видимости, освободительным идеями. Человечество, превратившись в стадо, успокоится, перестанет кичиться, поклонится в конце Великому Инквизитору, и будет восстановлено единовластие.

Дух Великого Инквизитора готовит себе оправдание на Страшном Суде. "Я тогда встану и укажу Тебе {на тысячи миллионов счастливых младенцев}, {не знавших греха}. И мы, взявшие грехи их, для счастья их, на себя, мы станем пред Тобой и скажем: "Суди нас, если можешь и смеешь". Знай, что я не боюсь Тебя. Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою Ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников Твоих, в число могучих и сильных с жаждой "восполнить число". Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, которые {исправили подвиг Твой. Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастъя этих смиренных}. То, что я говорю Тебе, сбудется, и царство наше созиждется". Отказался от вечности во имя "счастья тысячи миллионов людей", счастья смиренных, всех, предпочел гордой цели "восполнить число" избранников, завоевать небо. Это оправдание уже приводится теми, которые заражены духом Великого Инквизитора, они бросают нам уже упрек, что мы забыли о "счастье" миллионов людей, об устроении "всех" на земле, они гордятся тем, что "очнулись и не захотели служить безумию". Но люди, соблазненные Великим Инквизитором, не так значительны и могущественны, как сам Великий Инквизитор в изображении Достоевского, идеальный и трагический тип; все эти современные люди не были в пустыне и не благословляли свободы. Наша эпоха не создает титанов, не найти в ней и Великого Инквизитора в одном образе привлекательного по иным чертам своим "страдальца, мучимого великой скорбью и любящего человечество"; но маленькими великими инквизиторами полон наш мир. "Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует, как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны, для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с тем чтобы сделать их счастливыми".