Великий час океанов. Том 2 - [29]

– Такой город, если я на него нападу, скорее согласится заплатить выкуп, чем даст себя разрушить.

Дрейк был твердо уверен в том, что его имя вызовет в городе страшную панику. Составив ультиматум, он поручает одному из своих капитанов, Баскервилю, доставить его губернатору Панамы на тихоокеанское побережье.

– Я подожду вас здесь, а вы совершите хорошую увеселительную прогулку.

Но на самом деле из-за климата, комаров, змей путешествие через перешеек никогда не было увеселительной прогулкой. Дрейк это хорошо знал, так как сам был здесь в 1572 году> возглавляя маленькую экспедицию, которая пробиралась к портам Панамы. Баскервиль согласился выполнить такое поручение и с небольшим отрядом отправился по пути, проложенному караванами мулов, перевозивших испанское золото.

Через три недели странная новость пришла на корабль. Принес ее местный рыбак: на соседнем пляже он видел нескольких англичан, которые пришли туда пешком. Все они в жалком состоянии и просят помощи.

– Не могу поверить, что это Баскервиль, – сказал Дрейк капитану своего корабля. – Подойдите ближе к берегу.

Посланная лодка подобрала на пляже обессиленных людей, среди них был и Баскервиль. Да, это был он, не только изнуренный, но и раненый.

– Нам не повезло, адмирал. Гарнизон Панамы хорошо защищался, даже пошел в контратаку.

– Ничего, подождем. Панама от нас никуда не уйдет.

Особенно бесило Дрейка то обстоятельство, что причина, из-за которой ему пришлось отложить наказание наглого города, была для корсара немного конфузной: дизентерия. Несколько дней «Дифайенс» крейсировал вдали от Порто-Бельо. Чтобы развлечь лежавшего в своей каюте адмирала, художник, официально картограф экспедиции, пришел показать ему акварели.

– Это вид островка Буэнавентура, адмирал. Мне хотелось поместить «Дифайенс» у этого зеленого берега.

Дрейк смотрел с явным нетерпением и не отвечал ни слова. Лекарь адмирала сделал художнику знак удалиться. Через минуту послышались крики, затем звук торопливых шагов на корме. К собравшимся офицерам вышел лекарь.

– Адмирал сказал мне, что хочет любой ценой идти на разгром Панамы. «Сейчас же отдаю приказ». Он поднялся на койке и упал мертвый.

«До Нельсона в Англии не было более знаменитого моряка». Эта фраза по существу или дословно выходила из-под пера многих английских историков. Испанцы со своей стороны, видимо, тоже не забывали Дрейка. В 1915 году один из его биографов, А. Мейсон, имел случай встретиться с алькальдом города Кадиса. Этот городской голова был с ним так мало любезен, что Мейсон спросил о причине подобного отношения. Испанец посмотрел ему в глаза:

– Разве вы забыли Дрейка?

Нет на свете беспокойнее груза, чем порох. Во время второй мировой войны суда с боеприпасами, составлявшие конвои союзных держав, пересекали Атлантику и Северный Ледовитый океан. Если в одно из них попадала торпеда, бомба или меткий снаряд, зрелище всегда было потрясающим: глухой взрыв, огненный столб как будто до самого неба, густой дым, а потом, когда он рассеется, на море ничего, абсолютно ничего, словно корабля вовсе и не было.

Подобная участь ожидала в 1689 году французский фрегат «Серпант» с 24 пушками на борту, атакованный голландским судном в то время, когда он доставлял из Кале в Брест бочонки с порохом. Канониры старались как могли, отвечая на залпы нападающих, но весь экипаж считал положение не слишком приятным. Юнга, не менее матросов понимавший, какая угроза нависла над «Серпантом», сидел, смертельно бледный, прижавшись к мачте. Возраст его мог служить некоторым оправданием – двенадцать лет. Капитан «Серпанта» заметил испуганного мальчика.

– Пусть встанет. Привяжите его к мачте. Тот, кто не умеет смотреть опасности в глаза, не заслуживает жизни.

Матросы повиновались. В те времена детей не баловали. Капитан «Серпанта» носил имя Жан Бар. Юнга, Франсуа-Корниль, был его сыном.

Жан Бар – один из самых знаменитых французских корсаров (он не был пиратом). То, что изображают почти все его биографы, напоминает серию лубочных картинок, среди которых есть достоверные, а есть и спорные. Сцена на борту «Серпанта» – истинная правда.

Когда Жана Бара произвели в капитан-лейтенанты королевского флота (8 января 1679 года), Людовику XIV был известен его послужной список. Король знал, что этот 29-летний уроженец Дюнкерка, сын судовладельца, служил под началом голландского адмирала Рюйтера, морского гения, и что потом он ушел от него из патриотических соображений, в то время как Франция выступила против Голландии. Но когда, много лет спустя, Жан Бар, капитан первого ранга, попал к королю на прием, Людовик XIV, хотя он и не подал вида, был несколько удивлен, так как представлял себе этого моряка совсем иным.

В то время корсарам оказывал покровительство министр Поншартрен, предпочитая морской разбой дорогостоящим морским баталиям, тем более что французские эскадры не добивались в них особенных успехов. Именно он и предложил сделать корсаров офицерами королевского флота. Офицеры Морского корпуса, надменные, словно павлины, старались, не жалея сил, унизить офицеров-корсаров. Их язвительность дошла до предела, когда распространился слух, что король собирается принять у себя Жана Бара.